Номер 11(12) - ноябрь 2010
Шуламит Шалит

Шуламит Шалит Рыцарь иврита

10 лет назад в Иерусалиме скончался рыцарь иврита

Авраам Моисеевич Белов-Элинсон (1911-2000)

Двух Авраамов – Белова и Шлионского – познакомил… Александр Сергеевич Пушкин. Произошло это в далёком 1965 году. Некто А. Белов опубликовал в альманахе «Мастерство перевода», который редактировал Корней Чуковский, статью «А. Шлионский – переводчик "Евгения Онегина"». Знакомый Белова по фамилии Френкель переслал экземпляр сборника в Израиль, своему брату, а тот передал Шлионскому, известному поэту и переводчику. Шлионский восхитился и стал искать автора статьи. «Господин Френкель, – пишет он в Россию 26 октября 1965 года, – я пишу на иврите, а не на русском, потому что писать на языке моего народа мне легче... Сердечно Вас благодарю. Мне приятно было узнать о высокой оценке моего перевода, но ещё более меня обрадовало тонкое знание Беловым литературы на древнем и новом иврите, глубокое владение самим языком, позволившее автору с таким мастерством проанализировать и текст и перевод... Мне хотелось бы поблагодарить его. Не могли бы Вы узнать для меня его адрес?..»

Авраам Белов-Элинсон

Вот так они и познакомились. В первом же письме Белову Шлионский, после россыпи восторженных похвал, немедленно приступает к делу: сообщает о выходящем в свет первом томе своих переводов Пушкина: это новая редакция «Евгения Онегина», это «Борис Годунов» и пять маленьких трагедий, впереди – том второй – с лирикой, поэмами и так далее. Не хочет ли Белов получить его собственные оригинальные сочинения и сделанные им переводы на иврит, например, четыре тома шолоховского «Тихого Дона»?.. Они стали посылать друг другу новинки художественной и научной литературы: известно, что Шлионский внимательно следил за литературным процессом в России, переводил прозу, поэзию, драматургию – и классиков и современных авторов. Он просит Белова прислать и его литературные работы.

К тому времени у Белова уже вышли его научно-художественные сочинения, написанные частично в соавторстве с учёными, но чаще это был плод его единоличной работы. Он не без юмора расскажет об этом в книге «Как я был "негром"», переведенной на иврит Шломо Эвен-Шошаном («Эйх ѓаити куши») и вышедшей в 1990 году. Белов посылает другу в Израиль сборник «Глиняные книги» (авторы Л. Липин и А. Белов. Изд-во «Детская литература», 1956) – об Ассирии, Вавилонии. Эта книга в свое время выдвигалась на Сталинскую премию, была переведена на многие языки. Затем Шлионский прочтёт и его «Страну Большого Хапи» (написана вместе с Н.С. Петровским), и «Падение Теночтитлана» (вместе с Р.В. Кинжаловым), и «На острове Утопия. О творчестве Т. Мора» (вместе с К. Авдеевой).

В 1959 году, к 100-летию Шолом-Алейхема, Белову удалось опубликовать в «Библиотеке Крокодила» массовым тиражом сборник из шести неизвестных на русском языке рассказов классика еврейской литературы. Три он перевёл с идиша, а три – тайком – с запрещённого иврита. Спасло то, что на титульном листе значилось «перевод с еврейского»... Разбираться, к счастью, не стали. В популярном альманахе «Хочу всё знать» вышел крупный очерк А. Белова «Рукописи Мёртвого моря»... Новые переводы рассказов Шолом-Алейхема приняли к публикации журналы «Огонёк», «Звезда», «Нева».

Шлионский пишет: «Прочёл всё со вниманием и интересом и постепенно вырисовывается перед глазами общая картина Вашей литературной деятельности. Какую важную и добротную работу Вы совершили, переводя Шолом-Алейхема, а теперь вот – переводы израильской прозы, сборник "Искатели жемчуга"».

И хотя подбор авторов показался ему не слишком удачным, по поводу переводов, сделанных А. Беловым, Шлионский высказывается с одобрением. Сам он посылает Белову бесчисленное количество просьб, иногда, например, нельзя ли узнать такую «мелочь»: какая книга стояла на полке у Пушкина, когда он писал в «Скупом рыцаре»:

«...Читал я где-то,

Что царь однажды воинам своим

Велел снести земли по горсти в кучу,

И гордый холм возвысился...»

«Кажется, – пишет Шлионский, – Пушкин не любил литературных трюков, и если он пишет "читал я ...", значит, перед ним лежала книга, которую он читал. Что же именно он читал? Книгу сказок или что-нибудь историческое?»

Комментируя для меня этот эпизод, Белов рассмеялся: «И вы ошибетесь, если подумаете, что я не пытался ответить даже на такой, казалось бы, "безумный" вопрос. Пытался, но увы...».

А рассказал он об этом эпизоде только потому, что любая просьба Шлионского – от такой вот «мелочи» до выбора иллюстраций к ивритскому переводу грузинского эпоса «Витязя в тигровой шкуре» Ш. Руставели, сделанному Довом (Борисом) Гапоновым, была для Белова, как и для других советских евреев, состоявших в переписке со Шлионским, священной. А уж тот их погонял! Сколько всего послал он Шлионскому в качестве возможных иллюстраций к переводу «Витязя...», а тот все отметал, пока мама его приятельницы Леи Мучник не вспомнила, что получила когда-то из Грузии открытку от мужа с миниатюрой художника М. Тавакарашвили!

В специальном томе, вошедшем в собрание сочинений Авраама Шлионского, названном «Письма евреям Советского Союза» и состоящем из пятисот страниц, опубликованы 105 писем, отправленных Белову за почти семь с половиной лет их переписки, длившейся почти до смерти Шлионского. Последнее письмо датировано 17 марта 1973 года. 4 мая Шлионский позвонил в типографию, попросил добавить в последнее стихотворение своей новой поэтической книги две строчки: «Сомкни вечерние веки, / Веки закрой». 18 мая его не стало. Белов приедет в Израиль через восемь месяцев, в феврале 1974 года. Утрата невосполнимая!

Переписка Шлионского с евреями Советского Союза сама по себе – явление культуры и заслуживает не упоминания, а глубокого исследования, ибо поднимает огромные пласты не только русской литературы, не только литературы на идише и иврите и их взаимопроникновения, но самой жизни, целой эпохи. Благодаря Белову, Израилю Минцу, Аарону Тэйману и другим Шлионский связался с вдовой Бабеля Антониной Николаевной Пирожковой; вдове Пришвина написал, что «философическая поэзия, характеризующая дух творчества покойного Михаила Михайловича, близка духу древне-юного языка иврит!»; Анне Борисовне Никритиной послал книгу её покойного мужа Мариенгофа «Роман без вранья», вышедшую на Западе... Немало любопытного открываешь, читая эту переписку...

Но вернёмся к статье Белова о переводе Шлионским «Евгения Онегина». Белов писал свою работу по-русски. Для того чтобы донести до русского читателя чудо мастерства поэта-переводчика, он приводил цитату из Пушкина, записывал латинскими буквами ивритский текст и делал его дословный перевод. Единственное замечание К. Чуковского, по словам Белова, вызвало выражение «аéлет хен» – «миловидная газель» – в обратном переводе Белова. Речь идёт о «Песне девушек» из начала 3-й картины I действия оперы Чайковского «Евгений Онегин»:

 

Девицы, красавицы,

Душеньки, подруженьки,

Разыграйтесь, девицы,

Разгуляйтесь, милые!

Затяните песенку,

Песенку заветную,

Заманите молодца

К хороводу нашему...

Нет ничего проще дословно перевести первые строчки на иврит: «Бэтулот, йафот тоар, нилвавот, раайот» – много синонимов на иврите, исчезли только музыка и фольклорный лад. Шлионский переводит:

 

Наарá, аелет-хен

Раайя, хаверэт лан

Аламот, холелу-на

Хамудот, hолелу-на!

Это уже поэзия и это можно петь и на иврите.

Чуковский считает «миловидную газель» чужеродным в данном контексте сочетанием, но таким оно воспринимается по-русски, на иврите же это принятая и понятная идиома. Шлионский парирует так: когда советский человек произносит «ей-богу», значит ли это, что советскому человеку не пристало произносить это выражение только потому, что в нём фигурирует бог? Его объяснения более пространны, но ограничимся тем, что Шлионский просит Белова донести их до сведения давно и очень уважаемого им Чуковского, но... тут он не разобрался. Он ведь и сам против дословного перевода, не так ли?

Статья Белова была почти молниеносно переведена на иврит, опубликована в одной из центральных израильских газет («Аль ѓа-Мишмар») и явилась сенсацией и темой разговоров и обсуждений в литературных кругах, о чём ему с радостью сообщил Шлионский. Вот одно из свидетельств.

Писатель и переводчик Шломо Эвен-Шошан: «Мы были взволнованы и просто потрясены – кто он, этот Белов? Откуда он взялся – советский человек, так горячо интересующийся литературой на иврите? А какое владение языком! А как сведущ в тайнах переводческого ремесла! Оказалось, и он – из сынов Израиля, писатель, живущий в Ленинграде, и что он целиком погружён в сферу иудаизма, в еврейскую и ивритскую культуру и литературу, и делает всё возможное для их выживания и распространения».

Так кто же он, этот Белов? Его настоящее имя Авраам-Иеѓошуа бен Моше Элинсон. Все, знакомые с ним, называли его Абрам Моисеевич. Родился в Могилёве, в Белоруссии, 1 августа 1911 года, получил традиционное еврейское образование, примкнул к сионистскому кружку и, чтобы избежать ареста после его разгрома, уехал в Ленинград. Там, в 1933 году, получил техническое образование, окончив котлотурбинный техникум, а параллельно – и музыкальное училище по классу фортепиано, по окончании которого поступил в Ленинградскую консерваторию на отделение музыковедения. До того, как целиком отдать своё сердце и время еврейской культуре и литературе, стал внештатным корреспондентом московской газеты «За индустриализацию», а затем, на многие годы, – сотрудником «Ленинградской правды». Писал на самые разные темы – и о кузнеце Потехине, сделав его Героем Труда, и о древних русско-индийских связях. Сколько он написал за разных начальников, а они только подписывали свои имена, а потом получали премии и награждались званиями... Впрочем, Белов писал не только за начальников, случалось, и за композиторов – Дунаевского и Шостаковича, за скульпторов – Николая Томского и Матвея Манизера. Единственный на его памяти, кто, назначив ему встречу через три дня, встретил его им самим написанной статьёй, был директор Института оптики, учёный с мировым именем Сергей Иванович Вавилов.

Немало талантливых евреев в ту пору стали литературными неграми. Когда на иврите в 1990 году вышла книга Белова-Элинсона «Эйх ѓаити куши» («Как я был негром»), израильтяне смогли шаг за шагом проследить, постичь науку жизни еврейского интеллигента – советского литератора в «благословенной» России, науку его выживания в беспросветно-лживую эпоху. Можно ли было в другом месте земного шара сочинять репортажи о событии, которое ещё только произойдёт? К 20 апреля, например, подготовить репортаж о первомайской демонстрации? Чем более Белов старается писать, не сгущая красок, быть объективным, тем труднее пересказывать подобные эпизоды по прошествии лет без сарказма.

В Дополнении втором «Краткой еврейской энциклопедии», в большой статье о Белове есть и такие четыре слова – полстрочки: «Участник Второй мировой войны». За ними – горчайший период жизни, ибо войну он провёл в блокадном Ленинграде.

Из письма ко мне от 7 сентября 1998 года: «Нас было трое журналистов и шофёр грузовика, мы ездили к местам, где ленинградцы рыли траншеи. В город Пушкин (Царское Село) мы попали сразу после воздушного налёта, войска уже покинули город, газеты раздавать было некому, райком и райисполком пусты, а люди прячутся в канавах... Взяли на грузовик несколько человек, сколько могли вместить, и вернулись в Ленинград. И тут – воздушная тревога...».

Сыновья А. Белова

Он рассказывает об обстрелах, бомбёжках, работе в холодном подвале, о гибели товарищей... Слава Б-гу, жена Рахель и дети, двое сыновей, после многих передряг, оказались в тылу, в татарской деревне. «Хуже бомбёжек и обстрелов, – писал Авраам Моисеевич, – был голод». И он стал дистрофиком. От смерти спас брат – врач военного госпиталя. Навестив его зимой 1942 года, он нашёл Авраама в таком состоянии, что настоял на отправке в стационар, находившийся в одной из близлежащих школ. На первом этаже лежали трупы, на втором – дистрофики. Случалось, что со второго перекочёвывали на первый. Всё пережил, перестрадал. К счастью для него, 24 марта 1943 года, во время страшного разрушительного обстрела типографии, где они работали без сна и отдыха и тут же спали, не раздеваясь, его не было. С 1944 года и до демобилизации осенью 1945-го Белов служил в Балтфлоте, в артиллерийской газете «Залп за Родину». За Родину...

1 октября 1949 года «Ленинградская правда» вышла с передовой статьёй, написанной Беловым. Какой почёт! В этот день исполнилось ровно 15 лет со дня начала его преданной службы в этой газете. В этот же день его выбросили на улицу, выгнали с работы. «Родина» зачищалась от «космополитов», очищалась от еврейского духа. Что делать? Как жить?

Он встречается с учёным-востоковедом Л. Липиным, тоже евреем, тоже уволенным с работы, и говорит ему: «Давай напишем книгу». Бывшая ленинградка, специалист по ивриту и еврейской литературе Средних веков, Гита Глускина рассказывает: «Одним из важных аспектов деятельности Белова была популяризация научных открытий учёных-востоковедов. Он брал у них сухой научный материал и сочинял в популярной форме интереснейшие, занимательные книги, которые были просто нарасхват».

Мы ещё вернёмся к её рассказу. Если раньше он подписывал свои материалы А. Моисеев (по имени отца – Моше), то, начиная с 1952 года, с «Глиняных книг», ему на помощь пришла покойная мама. Её звали Белла. Так он стал Белов. А в Израиле – Белов-Элинсон. На книге «Эйх ѓаити куши» есть посвящение: «Ле-нехди Дан Элинсон, ха-цабар ха-ришон бэ-мишпахтейну» – «внуку Дану Элинсону, первому "сабре" в нашей семье».

Родители Авраама – Моисей Элинсон и Белла

Вышедшую в 1998 году книгу «Рыцари иврита в бывшем Советском Союзе» (Иерусалим, «Лира») он посвятит уже и внукам, и правнукам. Счастливая судьба! Завидная... Сколько им сделано! Нет никакой возможности перечислить всё им написанное – очерки, литературно-критические статьи, книги; переведенное с белорусского, идиша, иврита. Откройте книги израильских издательств «Библиотека-Алия» или «Амана»: он переводил Аарона Мегеда, Шая Агнона, Шаула Авигура, Иеѓуду Бурла, многие книги о еврейской традиции, был составителем, комментатором, писал обзорные статьи, вступительные статьи к сборникам поэзии Иеѓуды Ѓалеви – о нём, его эпохе и средневековой еврейской поэзии вообще, к стихам израильских поэтесс (тут обширная статья и справки о каждом авторе).

Авраам Моисеевич приехал в Израиль не так, как большинство из нас, для которых иврит, литература на иврите, история и география страны были одним большим неизвестным. Вся жизнь его «была залогом» этой встречи. Он преподавал иврит ещё в Союзе. «Многие благодарны Вам за то, что Вы были их первым учителем», – сказал ему журналист. «Многие – это преувеличение, – ответил Белов, – всего чуть больше сорока евреев». Заметим, что среди них – узники Сиона, осуждённые по Ленинградскому и Кишинёвскому делам – Владимир Могилёвер, Давид Черноглаз, Лев Ягман, Александр Гальперин, Лазарь Трахтенберг...

Получив по почте его капитальный труд «Рыцари иврита в бывшем Советском Союзе», на сбор материалов для которого ушло не менее половины столетия, я испытала радость уже от того, что держу в руках это уникальное собрание текстов уникального человека. В конце 90-х годов, когда все гиганты духа еврейского ушли, этот человек, несмотря на свой преклонный возраст и связанные с ним бесчисленные недомогания, продолжал каждую минуту использовать так, будто в неё вмещаются… две минуты.

Эта книга – единственное в своём роде исследование о том, как последовательно искореняли наш язык иврит, как терзали, душили, уничтожали и расстреливали тех, кто не мог без него жить и творить – писателей, поэтов, языковедов, учителей, причём в судьбах многих из них Белов в разное время принимал личное участие: помогал в житейских делах, спасал и сохранял их творческое наследие, пересылал в Израиль.

Перечислить имена этих рыцарей иврита не значит приблизить их к вам, но не назвать хотя бы некоторых – грех. Мелáмед Хаим-Давид – кто это? Да это же отец Авраама и Шломо Эвен-Шошан, который еще на заре XX века мечтал о создании словаря иврита и не дожил до того дня, когда его сын Авраам исполнил его мечту на земле Израиля. А талантливых поэтов и писателей мы знаем? Элиша Родин, Хаим Ленский, Ицхак Каганов, Меир Канторович, Натан Забара, Ирмияѓу Друкер, Нахман Шварц, Бенцион Фрадкин? Белов не только по крупицам собрал факты их биографий, нашел редкие фотографии, но и показал – в отрывках – их творчество. Когда нет переводов, он переводит сам.

Признаюсь, мне многие из имён были знакомы и раньше, о некоторых и сама писала, но, например, историю семьи Махлиных – Рахели и Биньямина – я узнала впервые. В 83 года узница Сиона, которая провела в советских тюрьмах и лагерях 28 лет, приезжает в Израиль и публикует в журнале оригинальное исследование «Полярные значения слова "нефеш"». Для того чтобы завершить свою работу, ей потребовались картотека и черновики, которые она, уезжая в 1969 году, оставила на хранение Белову.

«Я поплёлся на Главпочтамт, не ожидая ничего хорошего от начальника по фамилии Тупицын», – рассказывает Белов. До этого он уже побывал у учёного секретаря Института востоковедения, еврея по фамилии Тёмкин, который с пафосом произнёс: «Я не намерен помогать сионистам!». И вот Белов увидел в окошке почтамта начальника Тупицына и принялся объяснять ему, что речь идёт о значении одного древнееврейского слова. Это слово «нефеш» – душа. Тупицын выслушал и говорит: «Тёмкин только что звонил и просил меня ничего у вас не брать...». А потом распорядился: «Упакуйте эти рукописи и пошлите их в Израиль». «Через год с небольшим, – добавляет Белов, – с помощью русского почтового работника с малосимпатичной фамилией Тупицын в Израиле оказался не только весь архив Рахели, но и архив её мужа Биньямина Блюма-Махлина. Оказывается, Биньямин Блюм был так восхищён и очарован своей женой, что присоединил к своей и её фамилию».

Стоит ли комментировать такой рассказ? Видишь и его героев, и личность самого Белова, хотя он себя и свои заслуги нигде не выпячивает. Вот такая книга – и горя в ней полно, и света, и знаний – учебник еврейской жизни. Белов ни за левых, ни за правых, он за то, чтобы в Израиле помнили, какой ценой люди готовы были платить и платили за его существование.

Я обещала вернуться к рассказу Гиты Глускиной. В Иерусалиме на презентации новой книги Белова она не была, но приветственное письмо послала, а мне передала его копию. Перечислив литературные заслуги Белова-Элинсона, Гита, знавшая его ещё по Ленинграду, поведала и о необыкновенной доброте этого человека. Мы знаем, какую роль в творческой судьбе Бориса (Дова) Гапонова сыграл Авраам Шлионский. Но ведь и в Союзе никто об этом еврейском гении не знал.

А. Белов (слева) и Б. Гапонов

С той минуты, как о существовании Гапонова стало известно Белову, он помогал ему всем, чем мог. Он организовал и его приезд в Ленинград, представил поэта-переводчика учёным востоковедам, приютил его у себя, сопровождал, опекал, через академика Владимира Иоффе (оплатившего все финансовые расходы) устроил в нейрохирургический институт. И никто лучше и сердечнее, чем Белов, не написал о Гапонове. Этот очерк тоже можно прочесть в книге.

А участие Авраама Моисеевича в судьбе композитора Гирша Пайкина и его жены – певицы Клары Яковлевны! Они посылали ему в Израиль партитуры музыкальных сочинений на темы еврейских средневековых авторов, а Белов их «пристраивал» – находил исполнителей, собирал прослушивания, вовлёк в это дело и специалиста по еврейско-испанской поэзии Дова Ярдена, а потом пригласил всех друзей в аэропорт, превратив прибытие Пайкиных в Израиль в праздник.

Когда же сама Гита приехала в Иерусалим, Белов поделился с ней литературной работой, предложенной ему... «Первый год абсорбции – самый трудный, – пишет Гита, – это было для нас значительным подспорьем».

Мне нравится, как она закончила свой рассказ: «У евреев есть красивая молитва "Авину Малкейну", мы просим Всевышнего милости к нам (цдака ва-хесед), хотя и нет у нас никаких добрых дел (эйн бану маасим), а у Авраама Моисеевича этих "маасим" воистину много...».

Я хотела бы рассказать и о том, как Авраам Моисеевич был моим учителем иврита, на один день, но об этом позже, а пока – другая история.

У еврейской поэтессы Рахиль Баумволь в 1998 году вышла книга «Трэйст ун троер» – «Утешение и печаль». Вскоре после этого звонит Рахиль: «Белов в свои 87 лет прибежал ко мне в пятницу, в 35-градусную жару, принёс вино, виноград, яблочный пирог, две маленькие халы и две свечки для субботнего кидуша. И тут же начал читать книгу. Я её хотела завернуть, но он так и не выпустил её из рук, будто боялся, что заберу обратно. Она смеётся, затем продолжает: "Потом он звонит: уже прочёл и ему очень нравится. Он такой наивный, он уверял меня, что книга будет ещё не раз переиздаваться». И она снова звонко рассмеялась. После смерти любимого мужа, поэта Зямы Телесина, у неё «так мало радостей, и вот Авраам Моисеевич "причинил" ей такую радость...». Оба, и Белов и Баумволь, уйдут из жизни в 2000 году, он – 24 марта, она – 16 июня. Теперь уже и для меня – невосполнимая утрата.

Нехемья Райхман

Но побудем еще немного рядом с Авраамом Моисеевичем. Получив от Шлионского его переводы на иврит басен Крылова, Белов стал их использовать на занятиях со своими учениками. В Израиле он познакомился и подружился с другим переводчиком, очень скромным человеком Нехемьей Райхманом. На вечере по случаю 70-летия Белова было много выступающих. Нехемья пришёл, сунул в руку юбиляра листочек и удалился из зала. Там был шутливый стишок на иврите, который я попыталась перевести на русский:

 

Меня связал с тобой, Белов,

Иван Андреевич Крылов.

Крылова я – переводил.

Тебя ж он ... баснями кормил.

Прославлен ты как журналист,

Толмач, писатель, эссеист.

С младых ногтей вошёл ты в брит

Радевших за язык иврит.

Случилось чудо: «мой» Крылов

Попал к тебе, мой друг Белов.

И ты будил в стране изгнанья

Национальное сознанье...

Спасибо дедушке Крылову:

Он нас учил родному слову!

Я помню тот писательский семинар (я была тогда в стране всего три месяца, иврит учила с жадностью и радостью), на котором случайно оказалась соседкой А. Белова. Видя, что я выписываю какие-то слова на листке, а некоторые гости выступали на иврите, мой сосед протянул руку к листку, я его покорно отдала, хотя внутренне сжалась от стыда, понимая, сколько там может быть ошибок, а мой «учитель» стал править написание слов и тут же давать русский перевод, а потом принялся вписывать вслед за выступавшими разные сложные термины и их перевод на русский язык.

В перерыве мы познакомились. Всё запомнила – и удивительный почерк, который Шлионский назвал «отвратительным», и радость Авраама Моисеевича, что он может помочь новой репатриантке (для трех месяцев в стране, сделал мне комплимент, я, мол, делаю блестящие успехи, и посоветовал немедленно приступать к чтению газет), и его желание отдать мне не только весь иврит сразу, но и немедленно влюбить меня в Израиль…

Я почему-то тут же рассказала ему, что приятеля моей юности звали Илья Люксембург, а тут я прочла книгу писателя Эли Люксембурга… Белов даже не дал мне закончить фразу: «Так это он и есть, давайте ваш адрес!». И через три дня я получила письмо от самого Эли, который приглашал меня в гости, обещая показать Иерусалим «камнями». О, как давно это было!

27 мая 1999 года я получила заказное письмо от Авраама Моисеевича. В конверте оказалась и копия письма к нему от Ефима Григорьевича Эткинда, филолога, историка литературы, переводчика европейской литературы и теоретика перевода. Дружбой и сотрудничеством с Эткиндом Белов очень дорожил. Он неоднократно выступал на знаменитых литературных вечерах, которые Эткинд проводил еще в Союзе. На сей раз Е. Эткинд приехал в Израиль на Пушкинскую конференцию, книгу «Рыцари иврита в бывшем Советском Союзе» ему передали, но встретиться им не пришлось. И в канун отъезда Эткинд пишет из Тель-Авива в Иерусалим, Белову:

«Дорогой и бесконечно ценимый… Завтра улетаю в Европу с чувством глубокой горечи от того, что не успел повидать Вас… Огромное спасибо за интереснейшую книгу о "рыцарях иврита" в СССР; несмотря на занятость здесь, в Израиле, я прочел ее – не отрываясь – за (бессонную) ночь, и высоко оценил ее… Написанные Вами портреты… должны стать общеизвестными, – они лучше говорят о советском "интеллектуальном Шоа", чем целые тома публицистики. Надеюсь быть в Израиле не позже, чем через год и верю, что мы увидимся и поговорим – о прошлом и настоящем"…

Письмо отправлено 15 мая, а 22 ноября того же года Эткинда не стало. Авраам Моисеевич сопроводил письмо Эткинда такой просьбой: «Буду рад, если Вы его опубликуете в Вашей книге в очерке о литераторе А. Белове. Но до выхода книги прошу Вас соблюдать нашу договоренность и не оглашать, не публиковать и не цитировать этого письма. Я научен горьким опытом». И рассказывает мне длинную историю о шутливом стихотворении Рахили Баумволь к его 80-летию (в августе 1991), которое он показал только родственникам, а один из них послал эти стихи без его ведома в какой-то русскоязычный журнал. А потом «Рахиль Львовна очень сердилась и обиделась на меня».

В том же году я сделала радиопередачу о Белове, но этого письма, разумеется, не цитировала. Авраам Моисеевич передачу слушал, благодарил, даже прослезился. В мою книгу «На круги свои…» (2005) очерк о Белове не вошел, но публикуя сегодня это письмо, я думаю, что не нарушаю данного ему обязательства…

3 апреля 2000 года пришла бандероль от только что отметившего свое 90-летие израильского писателя, редактора и переводчика Шломо Эвен-Шошана (1910-2004). Он прислал мне статью Авраама Моисеевича «Неиссякаемая молодость души» («Еврейский камертон», приложение к газете «Новости недели», 16 марта 2000 г.), посвященную своему юбилею, и письмо. «Это самая последняя прижизненная публикация А. Белова, – писал Шломо, – и она обо мне. Он был мне добрым другом, и я относился к нему, как к родному брату».

Ровно через неделю, лежа в постели, Белов смотрел баскетбольный матч, радовался, что израильская команда «Маккаби» выиграла у итальянцев из Болоньи, потом заснул. Но утром он не проснулся. Умер, как праведник, во сне. В тот же день, 24 марта 2000 года, его похоронили. (Вдова Белова, Рахель, скончалась 7 марта 2010, в возрасте 97 лет. Пусть и память о ней будет благословенна!).

Мне почему-то вспомнилось, как мы с Беловым встретились на открытии в Ришон ле-Ционе улицы имени брата Шломо – Авраама Эвен-Шошана. Шломо выступал, а мы с Авраамом Моисеевичем сидели рядышком и слушали. После церемонии я вдруг поняла, что надо как-то устроить, чтобы Авраама Моисеевича отвезли в Иерусалим, и попросила его подождать. Когда договорилась с кем-то, Белов вдруг пропал. Чтобы никому не быть в тягость, он всегда как-то деликатно отходил в сторону. Вот и теперь он пошёл пешком в неизвестном направлении. Где он здесь, на окраине города, мог найти автобусную станцию? Я было запаниковала, но тут увидела его сутулую фигуру и бросилась за ним. Издали он показался мне похожим на моего покойного отца. Разве много нужно пудов соли, чтобы полюбить человека?..

 Продукция японского бренда Marna оптом со склада компании JAPONICA.


К началу страницы К оглавлению номера
Всего понравилось:0
Всего посещений: 4199




Convert this page - http://7iskusstv.com/2010/Nomer11/Shalit1.php - to PDF file

Комментарии:

Елена Мардер
Израиль - at 2010-12-15 09:34:12 EDT
Дорогая Шуламит!
Блестящая, как всегда, статья!
Светлая память Человеку, Рыцарю иврита - но похоже, он был рыцарем во всем...
С уважением,
Лена

A.SHTILMAN
New York, NY, USA - at 2010-12-02 20:47:42 EDT
Замечатльная,глубокая литературоведческая работа. Прекрасный пример средоточия культуры, знаний, энтузиазма и таланта в рассказе Шуламит Шалит о столь замечательном человеке -Белове-Элинсоне.Много знакомых имён, даже не для литератора, ведь все они часть огромного события - Алии 70-х, положившей начало великого Исхода. Какие благородные примеры посвящённости языку, истории и культуре своего народа в условиях, когда за преподавание иврита можно было угодить в конлагерь!Воздаяние памяти праведников есть мицва. Спасибо, Шуламит Шалит!
Ефим Грайвер
Иерусалим, ИЗРАИЛЬ - at 2010-11-28 16:42:42 EDT

Уважаемая Шуламит !

Спасибо Вам большое, что Вы помните нашего дорогого Авраама Белова - Элинсона. Это был неимоверно добрый и невероятно благородный человек.

В википедии на иврите есть с недавнёго времени страница, посвящённая ему. Её создал ёго внучатый племянник

Ионатан Грайвер, родившийся в Иерусалиме .

я хочу верить, что светлая память об этом человеке будет жить ещё во многих поколениях !


Эренштейн Фира
Сдерот, Израиль - at 2010-11-28 01:41:14 EDT
Всё, о чём Шуламит Шалит пишет, пропущено через её сердце талантливого литератора, почему её всё так волнует?
Талантливым людям всё интересно, всё хотят понять до самой сути, до самой глубины, до истоков всего.
Спасибо Вам за Ваш труд, дорогая Шуламит!
желаю Вам здоровья, радости, успехов.
Фира Эренштейн.

Грюнфельд
- at 2010-11-27 16:02:39 EDT
Все познавательно, человечно и все волнует. Прежде всего, это рассказ Шуламит Шалит об Аврааме Белове. Какой большой души был человек! Скольких людей он опекал! Сколько сделал для своего народа! А потом как продолжение великолепной драматической саги: очерк Белова об уникальной жизни и деятельности Канторовича, рассказ Б. Уфенгеймера об этом же человеке и ученом, о том, как он из какого-то казахского захолустья вступал в научные споры с мировыми знаменитостями, не ссыльными, как он сам, а свободными людьми. И, наконец, краткая автобиография, написанная самим Канторовичем! Какие поразительные страницы еврейской истории! Спасибо за эти публикации!

_Ðåêëàìà_




Яндекс цитирования


//