Музыка в жизни, жизнь в музыке

Мои родители прибыли в Казань из Польши, спасаясь от ужасов Первой мировой войны. По-видимому, город Казань был им предписан властями, так как вместе с моей мамой приехали также ее родной брат, сестра и мой дедушка. Он умер в 1934 году, в моей памяти сохранился только его образ старца, отличающийся по внешнему виду от всех, прежде всего, седой бородой. Жили мы на улице Спартаковской, в просторной квартире. Там я родился, но очень смутно помню себя. Ни детского сада, ни игр и игрушек. Проснулся я однажды утром, дома никого, я один. Пошел искать маму. В центре города меня заметил милиционер, привел в отделение милиции. Вот было счастье, когда прибежала перепуганная мама. Наверное, жили мы очень бедно, – время было такое. Смотрю я сегодня на маленьких детишек и думаю, какие же они счастливые, шумные. Все у них имеется; книжки с цветными картинками, велосипеды. Весь мой мир ограничивался территорией вокруг дома и общением с детьми этого же дома. Почему-то я был очень недоволен своим именем. Моей сестре тоже дали необычное имя Эсфира. Правда для всех она была просто Ира. Терпел я долго, и наконец, решительно потребовал, чтобы мама впредь называла меня не иначе как Витя. Но выбранное мной имя как-то не прижилось. Все по-прежнему звали меня Нюма, Нюмка, Номка. Мой отец был сбит машиной и стал инвалидом на всю жизнь. Надо же было этому случиться в то время, когда автомобилей было раз, два и обчелся.

Мой дед Израиль Мовшович Капланский

(1862-1934)

В 1940 году моего отца арестовали и осудили на два года тюрьмы за спекуляцию. Он, инвалид второй группы, продавал на казанском городском рынке головные уборы; кепки, зимние шапки, фуражки для офицеров, изготовленные его знакомыми. Нашу семью выселили из занимаемой нами квартиры на улицу, и выслали не очень далеко, – всего за 30 км от Казани, в деревню Чурилино. Ехали мы с домашним скарбом в телеге, запряженной лошадью. Мне было 8 лет, стояла теплая августовская погода. Для меня это было приятное приключение. Я сидел на месте извозчика и помахивал прутиком. В деревне нам показали несколько домов на выбор; все они были с заколоченными досками окнами. Шла война, многие ушли на фронт. Вход в дома на высоте двух метров, а лестниц нет – убрали. Как в дом войти? Мама в полной растерянности. Пожилой мужчина говорит нам: «Хотите жить у меня? Дом у меня большой, пятистенный – всем места хватит». Звали его Иван Иванович, его жена Пелагея, лет на 30 моложе его. У них трое детей и нас трое – мама, я и моя старшая сестра. Иван Иванович на все руки мастер – дом построить, печку сложить, корову зарезать, – все умел делать. Зимой печку вечером топили, в ней Пелагея хлеб пекла, а на печке дети спали, я в том числе. Очень вкусный хлеб у нее получался, пока мука не кончилась. Просыпаюсь я однажды, не могу понять, где я – вокруг белый снег, я лежу на снегу. Чувствую холодно мне, а подняться не могу. Отравился я угарным газом; меня вынесли на свежий воздух проветрить легкие. Отдышался.

Мои родители: Вера Израйлевна Зайдель, (1906-1968),

Лев Шнейрович Зайдель (1905-1961)

В деревне Чурилино я пошел учиться в первый класс. Но в марте 1942 года мы возвратились в Казань, поселились в подвальном помещении на ул. Баумана, 39. Почти напротив Богоявленская церковь, совсем рядом Государственный Банк – дом 43. В Казани жили семьи, эвакуированные из Москвы и Ленинграда. Все страдали от голода и холода, но были и маленькие радости: двести грамм черного хлеба по карточкам в счет следующего дня, а в конце войны, постояв час, другой в очереди можно было купить пряники. Принеся домой, всегда считали, сколько пряников в одном килограмме – 26 штук, иногда 27.

По ул. Баумана часто проходил военный духовой оркестр. А за ним колонны молодых солдат. Услышав далеко-далеко удары большого барабана, его глухие удары доносились раньше всех других инструментов, я выбегал из дома и шел рядом с оркестром, слушая марши из военно-строевого репертуара. Так все вместе мы приходили на железнодорожный вокзал, где молодые солдаты поднимались в вагоны и уезжали на фронт. Советская Армия стала одерживать победу за победой, освобождая город за городом, – контрнаступление под Москвой, победа в Сталинграде, бои под Курском, форсирование Днепра, «Операция Багратион» и взятие Берлина. Какое же было счастье, что мои родители осели в Казани, культурном и промышленном центре на Волге. Что было бы с нами, если бы План Барбаросса, план молниеносной войны удался немцам? Не было бы Победы 9 Мая 1945 года, не было бы нас, не было бы многих других.

Тогда радио в доме не было, а те, кто имели до войны радиоприемники СИ-235, обязаны были сдать их на хранение до лучших времен. На электрическом столбе у церкви Богоявления был установлен радио-колокол, я часами стоял под ним, слушая из Москвы приказы Верховного Главнокомандующего, салюты из 24 артиллерийских залпов и концерты патриотической музыки.

Сколько радости доставляло купание в реке Казанке, а там, наверху – белокаменный Кремль. Любил я встречать и провожать пароходы в порту на Волге – из Москвы, из Астрахани. Несколько лет позже, я даже совершил трехдневное путешествие из Казани в Уфу – Волга, Белая, – к моим родственникам.

Мечтал стать известным в стране, мы ведь жили в стране мечтателей, стране героев. Закончил я начальную школу круглым отличником с похвальной грамотой. В 1944 году было сформировано Казанское суворовское военное училище. Дети, мои сверстники маршировали стройными рядами. Военная форма воспитанников училища не могла не вызвать моего восторга. К тому же, поступление в училище не исключало моей любви к музыке. Кроме основных наук в училище преподавали музыку, был духовой оркестр. С такими мыслями я пришел на приемные экзамены. Училище находилось где-то за Центральным парком им. Горького. Уверенный в себе, сдал экзамен и прошел медицинский осмотр. Ответ был ошеломляющий и совершенно неожиданный. «Ты не принят, нам такие не нужны». Сказать, я был расстроен, это ничего не сказать. Это была катастрофа, крушение всех планов и надежд. Я отказался забрать свои документы и убежал, куда глаза глядят. На следующий день мой папа пошел в училище выяснить обстоятельства. Возвратившись, кратко сказал: «Войны больше никогда не будет, лучше выбрать гражданскую профессию химика или фармацевта». Этим планам моего отца не суждено было сбыться.

ДМШ

Мои родители не имели никакого отношения к искусству, не могли посоветовать, направить меня в нужном направлении. Предоставленный самому себе, я, застенчивый мальчик, стеснялся спросить у незнакомых людей на улице, где находится музыкальная школа. В период летних каникул ходил по городу с целью, во что бы то ни стало найти музыкальную школу. Однажды, увидел старое здание, на стене у входа была доска с надписью – ДМШ – детская музыкальная школа. Но зайти туда, не осмелился. Прошел день или два, прежде чем решился на «подвиг». Первый, кто встретил меня, была уборщица. Слабым неуверенным голосом я спросил, с кем бы поговорить о приеме в школу. Меня препроводили в комнату заведующей учебной частью Фрейман. После небольшой проверки слуха и чувства ритма меня зачислили в школу и направили ко Льву Моисеевичу Шлеймовичу, он вел класс флейты. Заслуженный деятель искусств Л.М. Шлеймович занимался со мной у себя дома на ул. Гоголя. Квартира была заставлена книжными шкафами, в середине комнаты стояло пианино. Каждый урок был для меня праздником музыки и общения с первым педагогом, который дарил мне отеческую любовь. Мои маленькие пальцы не могли закрывать дырочки деревянной флейты. Они располагались слишком широко. Лев Моисеевич нашел простой выход из положения – дал флейту-пикколо. На первом экзамене я играл на пикколо арию из оперы Моцарта «Дон Жуан». Галина Ивановна Динар, жена Льва Моисеевича, аккомпанировала. Музыка мне очень нравилась, все весело смеялись. Кто такой Дон Жуан, понятия не имел. Прошло много времени, прежде чем я осознал комичность ситуации.

«Больше десятка их, для порядка завтра запишешь в список ты мой»

Лев Моисеевич Шлеймович

(1898-1953)

Однажды, Лев Моисеевич объявил, что мне необходимо посещать репетиции ученического оркестра. Наконец-то буду играть в оркестре, несказанно обрадовавшись, подумал я. В уютном школьном зале сидели за пультами ученики, все они держали в руках струнные инструменты. Я единственный был из «духовенства» и чувствовал себя прескверно – чужим и не нужным, совсем не из привилегированного сословия. Дирижировал Ильяс Вакасович Аухадеев, играли Вальс-фантазию М. Глинки. Не извлек ни одной ноты, так как еще не знал, когда надо вступать, когда играть, когда молчать. Взял домой партию флейты. На очередном уроке Лев Моисеевич объяснил мне, как считать паузы, как важно смотреть на дирижера и быть внимательным. «С хорошим дирижером чувствуешь как у Бога за пазухой», говорил он. «Посмотрит на тебя, улыбнется, покажет вступление. Кажется, что он только для одного тебя дирижирует».

Я очень хорошо подготовился к следующей репетиции, только партию флейты забыл дома. Что делать? Сел на место за пультом, играю. Подошел ко мне Ильяс Вакасович. Хотел, видимо, что-то сказать, взглянул на пульт, не увидел нот. С этого дня я приобрел еще одного искреннего друга.

Директор школы Рувим Львович Поляков, узнав о затруднительном материальном положении в нашей семье, предложил моей маме работать в школьной раздевалке.

Так неожиданно мы обретали добрых людей, готовых помочь нам в то тяжелое послевоенное время, и в то же время, я приобщался к музыке – серьезно и целенаправленно.

Казанское музыкальное училище

Со временем музыкальная жизнь в Казани становилась богаче и разнообразнее. Я уже учился в музыкальном училище на ул. Жуковского, 4, совсем рядом Оперный театр, Татарский драматический театр, Казанская консерватория. На этом маленьком пятачке я часто встречал студентов консерватории, пианистов Бориса Евлампиева, Всеволода Захарченко, Софью Губайдулину и Игоря Гусельникова, Они немного старше меня, но уже были известными и многообещающими музыкантами.

Многие профессора Казанской консерватории преподавали также в училище. Отлично помню пианиста и композитора Альберта Семеновича Лемана, Натана Владимировича Брауде, и Михаила Давидовича Владимирского, профессора Броуна. Неизгладимое впечатление произвел на меня Семен Казачков, профессор по классу хорового дирижирования. Играли мы с ним Пятую симфонию Л. Бетховена. Серьезный и вдумчивый, музыкант с большой буквы, он любил повторять слова самого Бетховена: «судьба стучится в дверь», подчеркивая философскую сущность симфонии.

***

«Музыка утраивает армию»

Александр Суворов

Единственное, что интересовало меня в то время, это музыка и оркестр. Не помню, при каких обстоятельствах я познакомился с флейтистом Юрием Усовым. Он, сержант сверхсрочной службы играл в духовом оркестре гарнизона Казанского Кремля. Не трудно догадаться, как развивались события. Я оказался воспитанником Советской Армии, был поставлен на довольствие, как говорили в армейских кругах, получил военную форму и место в армейских казармах на территории Кремля. Мне тогда исполнилось 14 лет. Дирижер оркестра был капитан Патрушев. Репетиции назначались утром. Я сразу почувствовал, что служба мешает занятиям в училище. Кроме того, выходя в город, я должен был просить у начальства увольнительную, чем я часто пренебрегал. Однажды, встретив на моем пути на занятия в училище военный патруль, я сделал вид, что не видел двух офицеров с красными повязками на рукаве, не отдал им честь. Меня остановили, оказалось, что у меня отсутствует увольнительная и как следствие, неприятный разговор, разбирательство в военной комендатуре.

Ближайшим летом оркестру предстояло участие в смотре духовых оркестров Приволжского военного округа. Капитан Патрушев со всей серьезностью относился к этому событию. Пианист и композитор по образованию, он оркестровал 15 рапсодию Ф. Листа для духового оркестра. Смотр состоялся в Саратове. После окончания смотра состоялся урок-репетиция. Оркестр под управлением главного дирижера Приволжского округа играл гимн Советского Союза. В конце репетиции, главный дирижер обратился к присутствующим в зале: «Прежде чем играть венгерский Ракоци-марш, надо научиться исполнять гимн Советского Союза».

Меня очень тяготила служба в армии, я мечтал о прежней вольной жизни. Однажды, я не пошел в казарму. Меня сняли с довольствия, на этом моя служба в армии закончилась, я снова стал свободным, как весенний ветер.

Музыкальная жизнь заметно оживлялась. Приезжали из Москвы. Елизавета Шумская, пианисты Мария Гринберг, Григорий Гинзбург, Григорий Коган, скрипач Михаил Владимирский, дирижеры Исай Шерман и Натан Рахлин.

Мне посчастливилось играть с Натаном Рахлиным в 1951 году. Будучи тогда студентом Казанского музыкального училища, я был приглашен участвовать в концертах. Я еще никогда не играл в профессиональном симфоническом оркестре, но инстинктом учуял, что это дирижер-уникум, владеющий всеми средствами передачи своих замыслов и эмоций оркестру и публике. У него был полный букет музыкальных качеств, необходимых дирижеру – великолепная память, горячий темперамент, безошибочное и тонкое чувство стиля произведения, и не в последнюю очередь, а прежде всего – концепция звучания оркестра и его разных групп, применительно к конкретному эпизоду, фразе, аккорду, над которым он в данный момент работал. Натан Рахлин произвел на меня одно из самых глубоких впечатлений на всю жизнь.

Это был настоящий праздник не только для меня, но и для всего оркестра и казанской музыкальной общественности. Один музыкант, насколько я помню, тромбонист, сделал «бизнес» на этом празднике; он сфотографировал Рахлина и продавал его портрет артистам оркестра. Я, конечно, купил фотографию. В перерыве на репетиции я увидел длинную очередь музыкантов и каждый держал фотографию Рахлина. Он с удовольствием подписывал снимки. На оборотной стороне снимка Натан Григорьевич написал несколько дорогих мне строчек. Я храню этот снимок, по сей день. Играли мы тогда два концерта с разными программами: Четвертая симфония П. Чайковского и Итальянское каприччио, Вторую Венгерскую рапсодию Ф. Листа, арии из оперы Ж. Бизе «Кармен».

Натан Рахлин в Казани (1951) Портрет и подпись Рахлина

Еще не окончив музыкальное училище, я начал подрабатывать. Первые мои деньги я получил в Драматическом театре им. Качалова. Музыку к спектаклю написал композитор Альберт Семенович Леман, знакомый мне по училищу. Потом я играл восемь представлений нового спектакля в Татарском драматическом театре. Это и изменило все мои планы и всю мою жизнь. «Бытие определяет сознание». «Сознание определяет бытие». Зачем философствовать.

Заработав сумму денег нужную для покупки билета в Москву, я объявил своим родителям, что еду сдавать вступительные экзамены. Мое сообщение было встречено гробовым молчанием. Еще труднее было сказать о моем решении моему первому и любимому преподавателю Льву Моисеевичу.

Л.М. Шлеймович приехал из Петербурга в Казань в 1918 году. Он стал работать солистом оркестра в Казанском оперном оркестре, с 1921 года преподавателем музыкального училища. В 1938 году Л.М. Шлеймовичу присуждается почетное звание – заслуженный деятель искусств ТАССР. Это первый исполнитель на духовых инструментах, удостоенный высокого почетного звания. В созданной в 1945 году Казанской консерватории, вел класс флейты, гобоя, фагота. За 30 лет педагогической деятельности он воспитал более 200 учеников.

Приехав на дачу, где он жил в летние месяцы, я весь день не мог начать разговор. Наконец, он сам спросил меня: «Когда уезжаешь?» Какой же я был наивный. Разве можно хранить в тайне что-либо. Тем более что я ехал вместе с моим другом, виолончелистом Германом Гавриловым. Мама Германа – известная в музыкальных кругах Казани педагог по классу вокала – охотно рассказывала своим коллегам об успехах и планах своего любимого сына.

Он был единственным моим другом, встречались каждый день. Иногда, по просьбе Германа я посещал класс профессора А. Броуна, чтобы после обсудить его игру, обменяться впечатлениями. Виолончельным идолом и примером для подражания для Германа был Даниил Шафран. Прослушивая пластинку с записью «Рококо» в исполнении Д. Шафрана, мы старались разгадать секреты неотразимого воздействия Д. Шафрана на слушателя, не важно, было ли это произведение монументальной формы, или трехминутная миниатюра.

Прощай Казань, здравствуй Москва

Пришел день моего отъезда, – солнечный, летний день. Я вспомнил этот вокзал, каким я видел его десять лет назад. Картина изменилась и музыка, льющаяся из динамиков, была другая. Звучал «Марш Красной Армии» композитора Салиха Сайдашева. Под управлением автора играл я этот марш в училищном оркестре. До Москвы, по тем временам, двадцать часов ритмичного перестукивания колес и... полная неизвестность в будущем. Остановились мы у родственницы Германа. Жила она в ветхом деревянном домике в самом центре Москвы, недалеко от площади Маяковского.

Герман Гаврилов, не задерживаясь в Москве, поехал в Ленинград, поступил в Ленинградскую консерваторию, закончив ее, преподавал в Горьковской консерватории, и совсем не случайно. Там же преподавал профессор Александр Броун, бывший учитель Германа в Казани.

Еще в Казани, я впервые по радио слышал солиста на трубе с трудно произносимой фамилией Докшицер. Он играл одноминутную пьесу Полет Шмеля композитора Н. Римского-Корсакова. Зная по своему опыту и опыту моих товарищей, сколько трудностей надо преодолеть, чтобы произвести благопристойный звук, сколько часов упражнений требуется, чтобы играть трудный пассаж, я был поражен, с какой элегантностью и пальцевой легкостью трубач играет – так просто и естественно. А потом я услышал Неаполитанский танец из Лебединого озера. Лучше играть невозможно, решил я. В то время Большой Театр отмечал юбилей 175 лет, и в связи с этим событием ведущие солисты Большого Театра были награждены почетными званиями и разными знаками отличия. В газете «Советское искусство», переименованная позже в «Советскую культуру» я нашел среди награжденных имя трубача – Гирш Шмулевич Докшицер или что-то в этом роде. Точно не помню, ведь это было в 1951 году, а сегодня уже…

Тимофей Александрович Докшицер присутствовал на приемном прослушивании. При первой личной встрече он произвел на меня впечатление своей внешностью. Выше среднего роста, правильные черты лица, мягкая манера говорить. Он показался мне воплощением артистизма. http://www.youtube.com/watch?v=aO0dDI2Hd7g&feature=related

Тимофей Александрович Докшицер

Я поступил в Музыкально-педагогический институт им. Гнесиных. Как иногородний студент получил место в общежитии. Из каждой комнаты доносились звуки различных инструментов, а в конце длинного коридора играл, сидя на стуле, баянист. Гулкая коридорная акустика, неорганизованные звуки напоминали настройку оркестра перед репетицией. Как выяснились позже, баянистом оказался Владимир Федосеев, ныне всем известный дирижер. Худой, высокого роста Микаэл Таривердиев, студент композиторского факультета присоединился к нам в комнату. Он приехал из Армении учиться у Арама Хачатуряна. Еще один мальчик по имени Трока Бильбао возбуждал мое любопытство, так как довольно быстро говорил по-русски, но с тяжелым иностранным акцентом. Оказалось, он был один из тех испанских детей, которые были вывезены из Испании во время Гражданской войны. Около трех тысяч «советских испанцев» оказались в СССР в 1937 году. Все они учились в школе, а некоторые из тех, кто играл на музыкальных инструментах, учились в институте им. Гнесиных. Трока Бильбао играл на валторне, Серафин Гонсалес на флейте. Многие обзавелись семьями. В 1956 году стало возможным возвратиться в Испанию, и многие из них, как по команде, уехали к себе на родину.

Я выбрал кровать у окна, затолкал под нее свой чемодан и вышел погулять. У входа обратился ко мне пожилой человек с вопросом:

– Не знаете ли Вы студента, который бы согласился работать в оркестре? Нам срочно нужен флейтист.

– Знаю, ответил я.

Это произошло 31 августа 1952 года, а с первого сентября начинается учебный год и моя первая в жизни постоянная работа в оркестре Московского цыганского театра «Ромэн». Тогда я ничего не знал о театре «Ромэн». Оказалось, это серьезный коллектив, руководимый серьезным режиссером, профессором Московской консерватории П.С. Саратовским. Музыкальной частью заведовал тогда композитор и дирижер С. Бугачевский. В театре были свои звезды, и прежде всего, Ляля Черная и недавно пришедший молодой актер Н. Сличенко. Театр «Ромэн» пользовался огромным успехом у москвичей. В спектакле «Грушенька» по повести Н. Лескова кроме игры в оркестре я должен был также играть на сцене. Меня гримировали, одевали в цыганский наряд. В таком виде, я, 19-летний юноша, выходил на сцену, двигался медленно, сутулился, изображая древнего согбенного старца. Очень старался, мне казалось, что все повторяют в мой адрес слова знаменитого режиссера – «Не верю!». Так началась моя трудовая деятельность.

В первые дни сентября я случайно встретил в институте им. Гнесиных Игоря Гусельникова. По его приглашению я присутствовал на его приемном экзамене. Он блистательно играл «La Campanella» Ф. Листа и был зачислен в институт. Через год или два Софья Губайдулина тоже приехала в Москву учиться на композиторском отделении в Московской консерватории.

В те далекие времена в московских кинотеатрах за полчаса до демонстрации фильма зрители слушали концерты легкой музыки. Я ушел из театра «Ромэн» и работал в одном из таких оркестров, обеспечивая себе безбедное существование. Оркестр, состоящий из 17 человек, играл концерты популярной легкой классической музыки за полчаса до начала сеансов – в 7, 9 и 11 часов вечера. Дирижер – Лев Николаевич Маталаев, музыкант с большими амбициями и претензиями.

В 1953 году в Москве демонстрировался фильм «Прелюдия славы». Интерес превзошел все ожидания – публика валила, заполняя полностью зал. Главным героем был Роберто Бенци, (Род. 12 Дек. 1938) покоривший миллионы кинозрителей. Я же не пропустил ни одного сеанса в течение двух недель, устроившись где-нибудь на ступеньке – ни одного свободного места. Меня интересовал один вопрос. Как это возможно постичь таинства дирижерского искусства в 10-летнем возрасте – выразительные жесты, мимика и искренность мальчика покоряли самую широкую публику, а также профессионалов-музыкантов.

Совершенно не помню содержание фильма. Помню только «Прелюды» Ф. Листа и мальчика дирижера-вундеркинда.

Все это в вечернее время, а днем я посещал лекции и уроки по специальности в классе проф. Николая Ивановича Платонова (1894-1967). Ученик В.Н. Цыбина (флейта), А.Н. Александрова (композиция). Педагог, композитор. С 1930 преподаватель Московской консерватории (с 1945 проф.). Н.И. Платонову принадлежат методические работы, в т. ч. «Школа для флейты» (М., 1933).

Любил я также занятия в классе камерного ансамбля у профессоров Григория Семеновича Гамбурга и Марии Вениаминовны Юдиной.

В классе Григория Семеновича мы играли Квинтет для духовых инструментов и ф-но Римского-Корсакова. В основном, он дирижировал в Оркестре Кинематографии, записывая музыку для художественных фильмов. Г.С. Гамбург тепло рекомендовал меня в оркестр. Работа была очень интересной. Высокопрофессиональный оркестр, огромный по составу мог разделиться и работать на двух киностудиях, например, на Мосфильме и студии документальных фильмов, одновременно. Кроме Григория Гамбурга постоянно дирижировали Арнольд Савельевич Ройтман и Давид Семенович Штильман. Эти имена можно прочитать и сегодня в заглавных титрах советских фильмов 1950 годов на российском телеканале «Наше кино».

В Оркестре Кинематографии играли замечательные скрипачи: Семен Калиновский, Борис Фишман, виолончелисты Леонид Адамов, Эммануил Хомицер. Оркестр записывал музыку, специально написанную для художественных фильмов киностудии «Мосфильм» и других киностудий страны. Особенно запомнился мне требовательный, с «собачьим слухом» дирижер Арнольд Савельевич Ройтман. Среди многих других фильмов, он с оркестром в 1955 году озвучил немой художественный фильм «Пышка» (1934) по одноименной новелле Ги де Мопассана. В «Пышке» Фаина Георгиевна Раневская сыграла свою первую роль в кино. Музыку написал композитор Михаил Чулаки. «Пышка» – первая режиссерская работа Михаила Ромма – один из моих любимых фильмов.

В Оркестре кинематографии я познакомился со многими композиторами и дирижерами того времени. Их творческий труд оплачивался чрезвычайно высоко. Директор и художественный руководитель оркестра кинематографии Левон Тадевосович Атовмьян, композитор, аранжировщик и личный друг С. Прокофьева и Д. Шостаковича, давал возможность дирижерам заработать хорошие деньги. Хороший был он человек в то непростое время. Я познакомился со всеми композиторами того времени и дирижерами. В Оркестре Кинематографии я играл пять лет.

Для М.В. Юдиной современная музыка была воздухом и воодушевлением, что давало ей прилив творческих сил. Она была первым в СССР исполнителем ряда произведений А. Берга, П. Хиндемита, Э. Кшенека, Б. Бартока, А. Веберна, О. Мессиана, а также активным пропагандистом музыки С. Прокофьева и Д. Шостаковича, и молодого Андрея Волконского.

Я учился у нее в классе камерного ансамбля. Играл с другими студентами Сонату Прокофьева и Трио-сонату Дебюсси.

Профессор М.В. Юдина на пенсии

Занятия в классе камерного ансамбля М.В. Юдиной получили продолжение через 10 лет в форме записи на пластинку. Два композитора и три произведения. Хиндемит – Соната для флейты и ф-но, 8 пьес для флейты Solo и Соната для флейты и ф-но С. Прокофьева. Составляя программу, я надеялся на согласие Марии Вениаминовны Юдиной.

«Прокофьев написал флейтовую сонату (1943 год – НЗ), которую позже переделал в скрипичную, потому что флейтисты не торопились ее исполнять. Сейчас ее играют все скрипачи. Она считается Второй скрипичной сонатой, но в оригинале для флейты она несравненно лучше.

Первое ее исполнение состоялось не в концерте, а на прослушивании сочинений Комитетом по присуждению премий в Бетховенском зале Большого театра. Мы играли ее с Харьковским. Она не прошла ни на какую премию. Потом мы не раз играли ее в концертах и всегда с неизменным успехом». О Прокофьеве (Святослав Рихтер)

Добавлю от себя, теперь ее играют не только все скрипачи, но и все флейтисты.

Жила М.В. где-то за стадионом «Динамо» в поселке Соломенная сторожка. Я поехал на машине, но доехать до ее дома мне не удалось. Стоял апрель, высокие снежные сугробы преграждали путь. Ветхие деревянные строения, рядом аккуратно сложенные наколотые поленья для топки печи. Приехал я репетировать Сонату Прокофьева. Темная комната, рояль, заваленный книгам, нотами, документами. Репетиций было две, три, но растянулись они года на два. За это время М.В. вступила в жилищно-строительный кооператив, дом был построен, она переехала в новую однокомнатную квартиру. Все было бы хорошо, но...

С этой осени (1960 год – НЗ) я профессор на пенсии, меня «выжили» из Гнесинского института именно за мое – простите, – превосходство, за европеизм, за все поголовные «отлично» моего класса, за любовь студентов ко мне, за открытое исповедание веры в Бога. Если бы христианину дозволено было гордиться, то я бы и гордилась этим фактом, ибо получила осенью множество приветствий и поздравлений на сию тему; студенты умоляли позволить им «хлопотать», но я не разрешила, не пошевелила и пальцем и «ушла на пенсию».

«Меня забаллотировали». Вы же знаете – каждые 5 лет каждый профессор проходит снова «конкурс» на свое же место!! Никто не верил, что наглость темных сил в институте дойдет до того; но, как видите, – дошла; основная суть все же в том, что: попробуй дать совет невежде и он сочтет тебя своим врагом!. Не забывайте, что мне 61 год и каждый мой концерт может быть последним, как и каждый день моего земного странствия... Я пока в полном обладании своих сил, слава Богу, но большинство моих современников уже покинули сей мир. Вам, молодым, это понять трудно, это вечное сознание «прощания», как в финале “Lied von der Erde” Малера, одной из вершин человеческого гения, (кроме всего прочего, конечно!..) В «проблемы долголетия» – как и в летающие блюдца!.. – я не верю, это все праздный вздор и спекулятивная «учёность»… (15.01.61. Цитата из письма М.Ю. Игорю Блажкову).

Записывать – дело не легкое. Стерильная тишина, акустика в студии, не украшающая звучание инструментов. Записав одну часть, надо прослушать и решить – играть еще один дубль или идти дальше. Решение не из самых простых.

Два вечера понадобились нам для записи Сонат Прокофьева и Хиндемита. Через два-три дня я записывал 8 пьес для флейты Solo Хиндемита. Звукорежиссер рассказал мне, что М.В. нагрянула к директору фирмы «Мелодия» Борису Давидовичу Владимирскому. Попросила оплатить ей гонорар за запись.

– Как же я могу это сделать? Запись не прослушана Художественным советом, не прошла через бухгалтерию.

Но сила убеждения, и, ни копейки в кармане сделали свое. Профессор Мария Вениаминовна Юдина получила аванс, как часть будущего гонорара.

Гуляя по просторам интернета, я случайно наткнулся на сообщение неизвестного мне yudinkostk, в котором он рассказывает, что оцифровал Сонату для флейты op. 94 С. Прокофьева и указывает адрес файла для скачивания бесплатно. http://yudinkostik.livejournal.com/8827.html

Mar. 16th, 2009 at 9:49 PM

оцифровал еще одну пластинку... Наум Зайдель и Мария Юдина играют флейтовую сонату Прокофьева, флейтовую сонату Хиндемита, и Зайдель играет 8 пьес Хиндемита для флейты соло... интересно, что на конверте пластинки изображен Прокофьев, а Хиндемит вообще не указан, на обороте конверта нет ничего – даже года записи (нет его и на самой пластинке)...

От удивления и неожиданности я написал ему немедленно следующее:

Apr. 6th, 2009 08:47 am (UTC)

записи Сонат Прокофьева и Хиндемита

Многоуважаемый yudinkostik, мне стало известно о записи Сонат Прокофьева и Хиндемита + 8 пьес для флейты Solo – оцифрованные Вами. Скачал. Прекрасная работа, жаль только, что игла проскочила через дорожку в четвертой части. Большое спасибо. Я к этой записи имею некоторое отношения – Наум Зайдель – это я. Не слушал я свою пластинку лет 35 (стоит в темном месте на ребре), а вот с Вашей помощью довелось послушать. Еще раз, спасибо.

yudinkostik wrote:

Apr. 6th, 2009 09:02 am (UTC)

Re: записи Сонат Прокофьева и Хиндемита

вот это да... потрясающе!

спасибо Вам большое за эту запись! мне она очень нравится... мне доводилось играть сонату Прокофьева (я пианист), и я ориентировался на Вашу с М.В. интерпретацию, когда разучивал ее...

очень рад, что оцифровка оказалась полезной.

В 1955 году проф. Платонов ушел из Института им. Гнесиных и предложил мне продолжать заниматься в его классе в Московской консерватории. Все мои экзамены, сданные к этому времени, были зачтены в консерватории и сам процесс перевода был делом техническим. В 1957 году я закончил Московскую консерваторию. Тогда он писал научно-методическую работу под названием «Вопросы методики обучения игре на духовых инструментах».

Книга вышла в свет в 1958 году. Николай Иванович подарил мне экземпляр с трогательной надписью.

Моему лучшему и самому талантливому ученику Науму Зайделю в память о долгом и настойчивом совместном труде, давшим результаты, принесшие мне большую радость и удовлетворение.

Н. Платонов 13.09.58 г.

Московский Камерный оркестр

Вне сомнения, центром музыкальной жизни Москвы была Московская консерватория с Большим и Малым залами с одной стороны, и с другой Московская филармония и Концертный зал Чайковского. Я говорю о симфонической и камерной музыке и поэтому, не упоминаю Большой театр – у него было свое место, своя особая роль и своя публика. Вокруг залов были расклеены красочные афиши, извещающие о предстоящих концертах и абонементах на следующий концертный сезон. На афишах крупными буквами выделялись имена солистов, дирижеров – короче, полная картина музыкальной жизни. Имя Давида Ойстраха красовалось на афишах очень часто (он еще не выезжал много за границу). Само имя на афише вызывало у меня особое чувство волнения и учащенное биение сердца. Есть в нем что-то мистическое, магическое. Фамилия Ойстрах звучит празднично, Ой-страх – устрашительно, по крайней мере, так мне казалось. Я старался посещать его концерты и репетиции к концертам. Благо, проход через профессорский буфет в Большой Зал по утрам был открыт.

В период оттепели Хрущева железный занавес стал медленно приподниматься. Из Западной Германии осенью 1955 года приехал с концертами Камерный оркестр под управлением Вильгельма Штросса. Успех оркестра был столь велик, что по просьбе генерального секретаря союза композиторов СССР Тихона Хренникова оркестр играл дополнительный концерт для избранной публики в зале Дома композиторов на ул. Третья Миусская. Играли Вторую сюиту си-минор И.С. Баха. Эти концерты взволновали и перевернули представления, как надо играть старинную музыку. Обычно Сюиту играли немного уменьшенным составом симфонического оркестра, – массивно, тяжеловесно.

Первым, кто загорелся идеей создать камерный оркестр из 18-20 человек, оказался Рудольф Борисович Баршай. Другими словами, это учетверенный струнный квартет с добавлением контрабаса и чембало.

С присущей ему целеустремленностью Рудольф Баршай собрал вокруг себя энтузиастов и фанатов, готовых репетировать бесплатно. Так как многие работали в других местах, репетировали в школах и в зале Центрального Дома работников искусств по ночам. После пяти месяцев упорной и напряженной работы 5 марта 1956 года, состоялся концерт в Малом зале Московской консерватории. Директор Московской Филармонии Митрофан Кузьмич Белоцерковский и художественный руководитель Моисей Абрамович Гринберг решили принять оркестр в полном составе в штат Московской Филармонии с официальным названием коллектива и официальной должностью Баршая: Московский Камерный оркестр, Художественный руководитель оркестра Рудольф Баршай.

В программках концертов указывались фамилии всех музыкантов, участвующих в концерте. Играли стоя, образуя полукруг, Баршай играл на альте. После окончания Московской консерватории в 1957, я присоединился к оркестру и был свидетелем повседневной работы изнутри.

Работа начиналась с разминки – играли длинные звуки в унисон, гаммы медленно и быстро, forte, piano, pianissimo.

В ходе репетиции изменялось звучание оркестра, устанавливался правильный баланс между различными группами – так в природе преображается пейзаж в минуты восхода солнца.

Рудольф Баршай перенес принципы квартетного исполнительства в камерный оркестр. Он обладал уникальным Божьим даром педагога-методиста, проводя каждый день уроки игры в оркестре не детям, не студентам, а музыкантам с высшим образованием, которые учились у разных профессоров. Его задача заключалась в том, чтобы свести к общему знаменателю разные манеры извлечения звука, нажима и скорости ведения смычка, стилевое и техническое единство приемов, музыкальное мышление и вкусы каждого индивидуума. Когда возникали технические проблемы, Баршай немедленно находил и давал советы для их разрешения

Кредо Баршая можно выразить одним словом – перфекционизм. Тщательно и тонко отделать мельчайшую деталь, придать ей художественную форму, как это делает хороший ювелирных дел мастер – художник. Такая работа требует много времени, терпения и оценивается соответственно.

С оркестром играли те самые солисты, имена которых я видел на афишах несколько лет назад. Все они любили играть с МКО, по одной простой причине – оркестр репетировал Концерт Моцарта или Боккерини до прихода солиста. «Клиент» обслуживался лучшим образом, и каждый исполнитель чувствовал себя комфортно и уверенно.

Эмиль Гилельс играл с МКО Концерт Моцарта (Piano Concerto, K. 467) в Москве и Ленинграде. Помню, возвращались в Москву ночным поездом «Красная стрела». Естественно, разговор зашел о прошедшем концерте. Мнение было таково, что Моцарта надо играть с камерным составом оркестра, что более соответствует эпохе, стилю того времени.

Особое внимание было уделено программе составленной из произведений И.С. Баха и первой встрече с Давидом Ойстрахом.

Д.О. пришел на репетицию с маленьким чемоданчиком. Это оказался портативный проигрыватель. И предложил артистам оркестра прослушать запись Концерта в записи Голландского Камерного Оркестра с неизвестным нам солистом – скрипачом. Профессор Давид Ойстрах даже играл несколько украшений (мелизмов), как это звучало на записи. – Так будет красиво, правда? – говорил он. Единственным его учителем был Столярский, но слушая выступления множества советских и иностранных исполнителей, учась у всех, он в своем движении к вершинам творческой зрелости был обязан только самому себе. Уютный и доброжелательный он вел себя с нами как равный. На репетиции кто-то указал на подозрительный диссонанс в определённом месте в первой части Концерта. Д.О. поставил партитуру на свой пульт и стал проверять, играя двойными нотами партии скрипки и первой флейты, затем скрипки и второй флейты, после чего партии двух флейт. Все это он играл, внимательно вслушиваясь и неоднократно повторяя некоторые такты. Меня поразила его способность читать с листа, преодолевая технические трудности с завидной легкостью и интонационной чистотой. Кроме того, я отметил его орлиное зрение.

За репетициями последовал концерт в Малом зале Московской консерватории, затем в Большом зале. Его сын Игорь Ойстрах также участвовал. Играл концерт Баха ре-минор и Двойной концерт с Давидом Ойстрахом. В заключение концерта играли Бранденбургский концерт No. 4 соль мажор.

Эту программу с различными изменениями мы играли в следующем сезоне в тех же залах.

Программа. Концерт в Большом зале консерватории

http://www.metacafe.com/watch/5396086/bach_david_and_igor_oistrakh_1957_violin_concerto_in_d_minor/

Нам предстояло записать Бранденбургский Концерт. Мы снова встретились на репетиции к записи, а вечером записывали. В паузах между дублями Д.О. садился на стул, ожидая команды из аппаратной. Как бы оправдываясь, он рассказывал: «В начале 1940 годов я записывал много в Доме ученых, зал которого был оборудован звукозаписывающей аппаратурой. Работали, как правило, ночью, и сидя. Это спасало. Усталости как не бывало».

Общение с Д.О. было радостным и впечатляющим. Он был доступен для простых смертных, доброжелательный и всегда в хорошем настроении. Запись на пластинку была заключительным эпизодом этого проекта.

Тут я должен сделать маленькое отступление

В начале 1950 годов появились в продаже долгоиграющие грампластинки с частотой вращения 33 об/мин. Появились также проигрыватели. Шестая Симфония П.И. Чайковского умещалась на одном диске. Через десять лет были разработаны акустические системы и ленточные магнитофоны, способные передавать полный частотный диапазон, что привело к высококачественному звуковоспроизведению (High Fidelity). Долгоиграющая пластинка с 1958 г. официально стала стереофонической. Эти достижения в звукозаписи и воспроизведения профессиональные музыканты и любители музыки встретили с восторгом. Выезжая за границу, те, кто выезжал часто и надолго, могли позволить себе покупать грампластинки, высококачественные проигрыватели и магнитофоны. Изделие ширпотреба проигрыватель «Аккорд» и многочисленные радиолы не отвечали их требованиям. К тому же, грампластинки – это доступ к информации о выдающихся исполнителях на Западе, их достижениях, возможность сравнивать.

Надо непременно добавить, что музыканты из оркестров довольствовались рассматриванием дорогостоящих магнитофонов и проигрывателей на витрине магазинов. На мизерные суточные они могли купить мелкие подарки для себя и своих близких.

Игорь Ойстрах вспоминает:

Помню, во время длительных гастролей по США вместе с оркестром Ленинградской филармонии отец завидовал Геннадию Рождественскому, который взял с собой маленький проигрыватель и, покупая массу пластинок, тотчас же с упоением прослушивал их. Мама возражала против того, чтобы таскать за собой по всей Америке проигрыватель или магнитофон. Великое множество записей было собрано в квартире Давида Ойстраха. Аккуратно расставленные коробки с магнитофонными пленками, штабеля грампластинок в красочных футлярах. Хочу сразу же предостеречь от мнения, что отец собирал только собственные записи. В его дискотеке – едва ли не все наиболее выдающиеся скрипичные интерпретации, запечатленные на дисках за последние десятилетия.

«Магнитофон отец называл своей записной книжкой. Он почти всегда был при нем, и редкий день проходил без того, чтобы не были прослушаны (а чаще всего – переслушаны) хотя бы два-три сочинения».

Давид Ойстрах неоднократно играл с Рудольфом Баршаем Sinfonia Concertante K. 364 Моцарта. Необходимо заметить, что альт сравнительно недавно стал солирующим инструментом. Так, в справочнике 1796 года читаем: «Альт играет главным образом роль сопровождения ... но может также выполнять сольные функции. Однако последнее требует много вкуса, тонкости и абсолютно чистой интонации. Там, где ее нет, альт невыносим для слуха».

Известно выражение: Альтисты – это скрипачи с темным скрипичным прошлым.

Сегодня говорят совершенно противоположное по смыслу: Если будешь хорошо играть на скрипке, сможешь играть на альте.

В 1964 году Рудольф Баршай играл в концертах и записал «Гарольд в Италии» Берлиоза. Монументальное программное сочинение, которое смело можно назвать Концертом для альта с оркестром. Д.О. дирижировал Московским филармоническим оркестром. После концерта Д.О. написал теплые слова:

«Моему чудесному Гарольду музыканту-поэту с искренним восхищением от любящего Давида Ойстраха».

11-IV-64 г.

Rudolf Barshai plays Berlioz Harold in Italy

http://www.youtube.com/watch?v=ZPvGySdtnQc&feature=related

МКО давал каждый месяц несколько концертов в Москве, а также гастролировал по всему Советскому Союзу, приехали одним летом из Архангельска в Соловки играть концерт в местном клубе. МКО выезжал с концертами в Венгрию, ГДР, Польшу, ФРГ, Австрию, Бельгию, Францию, Англию, Голландию, США. Японию. Принимал участие в английском городе Bath, играя совместно с фестивальным оркестром Иеѓуди Менухина Concerto английского композитора Майкла Типпетта для двух камерных оркестров.

Баршай является автором известных замечательных транскрипций. «Камерная симфония» Шостаковича – это версия Восьмого струнного квартета Шостаковича, сделанная специально для камерного оркестра. «Мимолетности» С. Прокофьева также инструментованы Баршаем для струнного оркестра. Оркестр п/у Рудольфа Баршая записал многие симфонии В. Моцарта и все симфонии (кроме Девятой) Л. Бетховена для фирмы «Мелодия». С дирижером Баршаем я записывал Третью и Шестую симфонию Л. Бетховена. Состав МКО был несколько увеличен за счет струнной группы и недостающих в оркестре духовых инструментов. МКО звучал ярко, сочно, динамично – каждый исполнитель играл с полной отдачей и ответственностью.

Прослушав Третью симфонию «Героическую» Д. Шостакович заметил: «Мы не слышали такого Бетховена со времен Клемперера».

Д.Д. Шостакович высоко ценил дирижера Рудольфа Баршая. Он знал, что такое хорошо, и что такое плохо.

Камерный оркестр представляет удивительное совершенство музыки и исполнения. Характерным для артистов Московского камерного оркестра является единство истории и современности: не искажая текста и духа старинной музыки, артисты делают ее современной и юной для наших слушателей.

В 1969 году Д. Шостакович написал 14 симфонию для двух певцов-солистов и струнного оркестра и ударных, премьера которой была представлена Московским Камерным оркестром п/у Баршая.

Р. Баршай и Д. Шостакович

Р.Б. выступает в качестве симфонического дирижера с оркестром Московской филармонии и Большим Симфоническим оркестром Всесоюзного Радио. Мне довелось тогда играть с ним Третью симфонию И. Брамса. Несколько выше я отмечал, что Р.Б. перенес принципы квартетного исполнительства в камерный оркестр. Играя с ним симфонию И. Брамса, я пришел к выводу, что он переносит принципы работы камерного оркестра в большой симфонический оркестр. Точное следование авторскому тексту, нетерпение к мельчайшим ритмическим неточностям, персональная ответственность и вовлеченность каждого музыканта в творческий процесс. Требовательный к себе, Р.Б. был взыскательный и бескомпромиссный к своим коллегам-музыкантам. На второй, третьей репетиции игра оркестра преображается. Оркестр играет как единомыслящий коллектив, послушный дирижерской воле Рудольфа Баршая.

Более двадцати лет МКО под управлением Р. Баршая гастролировал по всему миру, имея повсюду огромный успех. В 1977 году Баршай эмигрировал в Израиль. Пост руководителя МКО был предложен замечательному скрипачу Игорю Безродному. Оркестр в своем составе остался неизменным, но стандарт игры заметно снизился. Директор оркестра тогда был гобоист Евгений Непало. В оркестре появилась веселая шуточка: «безродный оркестр из Непала». Свято место пусто не бывает... Уже в 1979 году возник оркестр «Виртуозы Москвы» под управлением скрипача Владимира Спивакова. После Безродного музыкальным руководителем МКО стал не менее выдающийся скрипач-виртуоз Виктор Третьяков. Ему тоже не удалось сохранить прежний высочайший профессиональный уровень игры оркестра, достигнутый Баршаем.

Красавица, Богиня

На репетиции я увидел Зару Долуханову, совсем близко и, в натуральную величину, даже более того. Невооруженным глазом можно было видеть, что она беременна на месяце седьмом или восьмом. В возрасте критическом, надо заметить – 40 лет. Она пела с оркестром арии из кантат И.С. Баха для записи на пластинку в скором будущем. Из репетиционного помещения я уже не вышел.

Незабвенная Зара, впервые я увидел ее, страшно подумать, так давно, в 1952 году.

Она, красавица идет мне навстречу по длинному коридору Музыкально-педагогического института им. Гнесиных. В то время и в том возрасте мне все девушки нравились, без исключения. Но она, Зара, – Красавица, Богиня. Узнал я ее по портретам из газет и журналов. С певицей я был знаком намного раньше, разумеется, по радио. Потом я слушал ее в опере Д. Россини «Золушка». Опера была представлена в концертном исполнении в Колонном зале Дома Союзов. Как играли и пели другие участники концерта, кто дирижировал оркестром БСО – ничего не помню. Зара тогда была mezzo, а партия в оригинале, как известно, написана для mezzo-coloraturo, и произвела неизгладимое впечатление.

Ее особый тембр голоса, филигранная отточенность музыкальных фраз и дикция восторгали слушателей.

Оркестр собирался в отпуск и репетиция – последняя. Баршай поблагодарил оркестр и пожелал всем провести приятно свободное время, а Заре благополучно разрешиться. На что виолончелист Хренов сказал, (в каждом оркестре есть шутники): «А может быть, как-нибудь еще рассосется»

Все смеялись, и Зара тоже. Она была счастлива.

Почему я помню Женю Хренова? Он был парень веселый, всегда смеялся над другими.

Мы приехали в Вильнюс с концертами. В городе расклеены афиши к предстоящим концертам, естественно, на литовском языке. Почему-то нас забавляло, как меняются фамилии на литовском языке. Зайдель стал – Зайделис, к примеру. Но больше всего нас веселило написание фамилии Хренова. По-литовски – Хреновас

Программа. Концерт в Малом зале с Долухановой

Zara Dolukhanova- Ah, quel giorno ognor rammento (Rossini)

http://www.youtube.com/watch?v=P5dh-LJhS2M&feature=related

Zara Dolukhanova - La Cenerentola/З. Долуханова - "Золушка"

http://www.youtube.com/watch?v=Ru1TIzpbElg&feature=related

Пример ее вокально-инструментальной виртуозности. Прекрасный ансамбль с пианисткой Ниной Светлановой, полное взаимопонимание, – она великолепный партнер и музыкант.

Z. Dolukhanova. R.Shchedrin, Solfeggi_Non legato, Legato, Staccato

http://www.youtube.com/watch?v=KBLx6rSD9uM&feature=related

V.Gavrilin. Russian Songbook. Z.Dolukhanova (mezzo-soprano), Nina Svetlanova (piano)/part 2

http://www.youtube.com/watch?v=noN7c8Ii4Ng

В середине 1960-х Зара пела «отчетный», этапный концерт в ее вокальной карьере; – впервые она пела голосом soprano. Концерт состоялся в зале Чайковского, пела арии из опер. С тех пор пронеслись несколько десятков лет. И вот пришло печальное известие.

4 декабря 2007 года на 90-м году жизни в Москве скончалась знаменитая певица Зара Долуханова. Память о ней будет всегда жить в ее искусстве

Князь Андрей Волконский

В Московском Камерном оркестре я встретил Андрея Волконского. Он и Татьяна Николаева попеременно играли на клавесине. Рамки работы в оркестре были слишком узки для Андрея; – подчинить свою жизнь расписанию коллектива, являться каждый день на «работу» как служащий, не в его характере. Автор Фортепианного квинтета (1954), Струнного квартета (1955), Сонаты для альта и фортепиано (1955), он был принят в Союз Советских композиторов. В 1956 году Волконский сочинил «Musica stricta» для фортепиано, где он впервые попробовал себя в двенадцатитоновой технике. Отныне, можно проследить две параллельные линии в деятельности Волконского – композиторская и исполнительская. Андрей Волконский считает: «Если исполнитель не понимает Шенберга и Веберна, то он не сможет понять Моцарта и Бетховена. Это мое глубокое убеждение. Почему? Шенберг и Веберн довели определенные музыкальные «тезисы», изложенные Бетховеном, до их полного завершения и следствия. Существует в математике понятие «раскрыть данное положение», и они это сделали. Артисту не обязательно исполнять в концертах новую музыку, но знать и понимать ее он обязан».

К этому времени Волконский играл первым в СССР сольный клавесинный концерт. Он начал организовывать в Московской филармонии концерты камерной музыки. Репетиции назначались у Андрея дома, таким образом, я переступил порог квартиры.

2-комнатная квартира в новом доме у станции метро Кутузовская, ул. Студенческая, полученная от Союза Советских композиторов в 1956 году, позволила Андрею прописать и вызволить своих родителей из тамбовской ссылки. Комнату, так называемую спальню, занимали родители, в гостиной, расположился Андрей. У окна стоял рояль, на нем ноты, книги и грампластинки. На полу расстелены овечьи шкуры – никакой мебели, кроме кресла-кровати, необходимого для сна и экономии жизненного пространства в маленькой квартире. Важное место занимала стереосистема швейцарской фирмы Thorens – проигрыватель, мощный усилитель и колонки-динамики. Гостеприимный Андрей устанавливал пластинки на проигрыватель, управлял балансом, силой звука, угощая гостей свежими записями, великолепным исполнением и воспроизведением высокого качества. Часто бывал я у него дома, где репетировали или слушали грампластинки с записями музыки, недоступной в 1960 годах в бывшем Советском Союзе. Там я впервые услышал сочинения Антона Веберна, Арнольда Шенберга, Карлхайнца Штокхаузена, Пьера Булеза, Луиджи Ноно, а также старинную инструментальную и вокальную музыку периода ренессанса и барокко, первую пластинку J.S. Bach “Swingle Singers”, и… Александра Вертинского.

Дверь открывала молодая русская красавица Галя Арбузова, жена Андрея. Ее мама, актриса Татьяна Евтеева, жена модного драматурга Алексея Арбузова ушла к другому, не менее известному советскому писателю Константину Паустовскому и Галя приходилась ему падчерицей. Дочь двух отцов. Естественно, Андрей бывал в доме К. Паустовского и говорил: «за обеденным столом он был замечательным рассказчиком, слушать его более интересно, чем читать». Через какое-то время Галя исчезла – брак Андрея Волконского и Галины Арбузовой распался. Отец Андрея Михаил Петрович Волконский, умер в 1961 г. и похоронен в Переделкино. Отныне, гостей приветствовала Кира Георгиевна, мама Андрея, женщина средних лет, с аристократичными чертами лица, а в глазах грусть и печаль.

Связь с родственниками за границей никогда не прекращалась. Упомянутый проигрыватель, грампластинки, одежда, обувь, кофе, сигареты Gitanes присылали добрые родственники и друзья. В квартире блистательно отсутствовали газеты, радио и телевизор – непременные атрибуты каждой советской семьи. Он не любил скопление людей, метро, наземный общественный транспорт – когда нужно было куда-то ехать, выходил на улицу и ловил такси.

В 1965 г. Андрей Волконский создал ансамбль «Мадригал», в исполнении которого в Советском Союзе впервые прозвучала музыка средних веков и Ренессанса.

Идея понравилась всем. Небольшой состав ансамбля и идеологически беспроблемный репертуар – музыка XVI-XVII веков и тексты, исполняемые на иностранном языке. Публика заполняла большие залы. Директор филармонии Митрофан Кузьмич Белоцерковский, художественный руководитель Моисей Абрамович Гринберг поддерживали Волконского во всем. Предоставлением залов, финансовыми вливаниями в проект, планированием и организацией ежегодных абонементов. В те времена не было назойливой рекламы предстоящего концерта по радио и телевидению. Афиши, расклеенные по городу и объявления в местных газетах – это все. Что же привлекало любителей музыки на концерты ансамбля «Мадригал»? Я полагаю именно то, что исполнение подобного рода музыки Волконским на клавесине, на органе и ансамблем «Мадригал» лишено стилизации. В противоположность тому, чему учили в консерватории. Он преподносит ее как музыку, выражающую чувства любящих жизнь людей. Песни, танцы, разнообразная динамика, ритмы, использование самых древних музыкальных инструментов, – ударных.

В составе ансамбля пели сестры Рузанна (сопрано) и Карина Лисициан (меццо-сопрано), их брат Рубен (тенор). Известная музыкальная семья. Павел Герасимович Лисициан, глава семьи – в прошлом, ведущий баритон Большого театра. Он содействовал успеху своими советами, связями с сильными мира сего. К ним присоединились Лидия Давыдова (сопрано), Борис Яганов (тенор), Александр Туманов (баритон). Музыканты-инструменталисты приглашались по мере надобности. Художественный руководитель Андрей Волконский, таков был официальный статус, играл, составлял репертуар, программы концертов, инструментовал, проводил репетиции и дирижировал на концертах. Концерты были несколько театрализованы, при зажженных свечах, старинные стулья, слабая освещенность в зале. Это создавало нестандартную атмосферу и настроение.

В некоторых концертах я принимал участие. Однажды, придя в артистическую, меня встретили два молодых человека, попросили открыть футляр и показать инструмент, что я и сделал. Выйдя на сцену, при слабом свете свечей я распознал сидящего в ложе для почетных гостей знакомого мне по портретам политического деятеля Анастаса Ивановича Микояна. Ошибиться я не мог. Портреты членов правительства на улицах я помню с тех пор, как помню себя. Многие личности и их портреты заменялись, а А.И. Микоян оставался. На следующий день Андрей рассказал мне, что после концерта семейство Лисицианов были приглашены на дачу Микояна, где состоялся ужин. Андрей – создатель ансамбля, художественный руководитель, был несколько уязвлен.

Александр Васильевич Гаук

В 1959 году я начал работать в Большом симфоническом оркестре Всесоюзного радио и телевидения, как он тогда назывался. Это был интересный период моей жизни – много встреч с музыкантами, дирижерами, о которых я слышал раньше по радио – дирижеры Александр Гаук, Александр Мелик-Пашаев, Натан Рахлин, Курт Зандерлинг, Борис Хайкин, Геннадий Рождественский, Евгений Светланов, Кирилл Кондрашин, Арвид Янсонс, Неэме Ярви, Андре Клюитенс, Курт Мазур, Лорин Мазель, Игорь Маркевич.

Оркестр выезжал с концертами за границу, артисты оркестра получали хорошую зарплату.

Первая зарубежная поездка в Чехословакию на фестиваль Пражская весна и Венгрию состоялась в мае 1959 года. Главный дирижер был Александр Васильевич Гаук. Маститый музыкант, занимавший в прошлом важные посты в оркестрах Советского Союза, пользовался большим авторитетом в оркестре. Его побаивались, характер у него был вспыльчивый, и поэтому часто возникали конфликты. В разное время он преподавал в Ленинградской, Тбилисской, Московской консерватории. Его учениками были, Мравинский, Мелик-Пашаев, Светланов. Подчеркивая эмоциональную сторону исполнения, в самых простейших схемах тактирования иногда не было уверенности, на какой доле такта находимся. Лучше было полагаться на собственную интуицию или... шестое чувство. Когда же кто-нибудь в свое оправдание говорил ему, что не понял, а потому не сыграл сольную фразу, Александр Васильевич очень обижался: «Я уже 45 лет стою на этом месте, а Вы говорите, "не понял"». Оркестр играл с ним Шестую симфонию С. Прокофьева, Пятую и Шестую Д. Шостаковича, Ораторию Карла Орфа «Кармина Бурана». Его вес, авторитет в музыкальном мире, помноженные на волевые качества и административные полномочия, действовали эффективно. Серьезная рабочая атмосфера, много репетиций и высокие результаты.

БСО на пражском кладбище у памятника Советским солдатам, павших в боях, за освобождение Праги. Концертмейстер Б. Морибель, директор оркестра Левон Хачатурян, дирижеры А. Гаук, А. Янсонс

Мне довелось играть с дирижером Давидом Ойстрахом в самом начале его дирижерской карьеры, а точнее, в самый первый раз его дирижерского опыта. Для меня это был первый, и одновременно последний раз. Я полагаю, что это произошло в конце 1959 или начале 1960 года. Объявили оркестру, что состоится запись на грампластинку для фирмы «Мелодия». Как обычно, записи начинались после окончания концертов в 10 ч. вечера и заканчивались в 1 час ночи. А.В. Гаук придавал этой записи большое значение. Лично мне он сказал: «Оркестр должен проявить себя самым лучшим образом. Вы же понимаете, какой он дирижер». Записывали «Испанскую симфонию» Лало с Игорем Ойстрахом. Давид Ойстрах дирижировал очень корректно, не размахивал излишне. Руки располагались на естественной высоте, соответственно уровню звучания. Мне показалось, он стесняется быть эмоциональным. Я чувствовал в атмосфере на сцене почитание, уважение и желание выполнить любую его просьбу. Проблем на записи, два вечера – я не припомню.

Вы знаете, – признался Давид Федорович Ойстрах Е. Светланову, – дирижирование – это для меня отдых, приятное музицирование. Я понимаю, что я – не профессиональный дирижер, и поэтому с меня иной спрос. Но когда мне надо играть на скрипке, то я накануне выступлений не сплю ночами и думаю, как у меня получится то или иное место, как я возьму ту или иною ноту, и это для меня очень волнительно...

Великий скрипач, музыкант, человек с аналитическим складом ума, играл с лучшими дирижерами, наблюдал за ними. Не только любопытства ради, а позаимствовать их метод для своей работы с оркестром.

В 1961 запланированы концерты в Румынии. В программе «Концерт для оркестра» Белы Бартока и Первая симфония Энеску. Подготовка этой программы шла медленно. Времени оставалось мало. К тому же предстояли летние концерты на Рижском взморье, в Дзинтари. Принято решение продолжить там работу к гастрольным концертам в Румынии.

Главный дирижер А.В. Гаук

Симфонические сезоны на Рижском взморье

Концертный зал в Дзинтари – уникальное в своем роде сооружение. С крышей, но без стен, он был построен в 1936 году. Чтобы улучшить акустику зала и защитить слушателей от неблагоприятных погодных условий, в 1962 году было возведено новое перекрытие крыши, и концертный зал Дзинтари стал самым современным и популярным курортным концертным залом бывшего Советского Союза.

Директор филармонии Филипп Осипович Швейник развил бурную деятельность, организовал Симфонические сезоны на Рижском взморье. В самое горячее время летних отпусков, он выбивал путевки в пансионат для артистов оркестра, проездные билеты на поезд для сотен людей, номера в гостиницах для дирижеров и солистов, и многое другое.

Летние концерты проводились в июле и августе. Приглашались в разные годы оркестр Московской филармонии, Заслуженный коллектив Республики оркестр Ленинградской филармонии и Большой симфонический оркестр Всесоюзного радио. Там можно было услышать всех музыкальных звезд Москвы и Ленинграда Артисты оркестра на правах отдыхающих размещались в пансионате на улице Йомас, в Дзинтари, совсем недалеко от Концертного зала. Каждый артист оркестра мог купить для жены путевку на 24 дня.

За это время оркестр играл 8-10 концертов с разными дирижерами, солистами и программами. Естественно, к каждому концерту две репетиции. В свободное время, если пасмурно, гуляли по берегу вдоль моря по чуть-чуть увлажненному морем песку – в одну сторону час-полтора и обратно. Одно удовольствие смотреть на хорошо одетых женщин с разноцветными зонтиками, плащами и шляпками. Когда дул беспокойный ветер с моря, можно удалиться в лес на расстоянии пятидесяти метров от воды. Там всегда тише и приятнее.

Ветхие двухэтажные деревянные строения скрипели лестницами и полами, но в этом было свое очарование. Вокруг много высоких деревьев, скамеек, беседка. Предоставлялось трехразовое питание, даже можно сказать четырехразовое – был tea five o'clock с печеньем.

Отдыхающие обслуживались в две смены. Обед состоял из трех блюд – суп, основное блюдо и компот или кисель. За каждым столом подбиралась теплая компания, обедали четыре человека. Официантки разносили на подносе тарелки с едой.

Как-то мы с удивлением заметили, что в тарелках у всех четверых куриное горлышко. Вопросительно смотрим на официантку, как бы спрашивая, – почему так?

– Да это жирафа!

Чувства голода мы не испытывали. Концертный зал в пяти минутах ходьбы, много свободного времени для гуляния.

На репетицию в десять часов утра артисты приходили после завтрака, свободные от забот, где пообедать, где поужинать. Выходишь с территории пансионата, перед тобой улица Йомас – непрерывный ряд ресторанов, кафе, пивных баров, киосков, магазинов одежды и радиотоваров.

Юрмала считалась тогда Всесоюзной здравницей. Здесь сосредоточилось большинство домов отдыха, пансионатов и санаториев Латвийской Советской Социалистической Республики. Распоряжался этим богатством всесильный ВЦСПС – Всесоюзный центральный совет профессиональных союзов. Он и распределял путевки по предприятиям Советского Союза.

Поражало разнообразие, вкус и качество молочных продуктов. На удивление, сметана была такая густая, что ложка стояла в стакане. Но самым любимым лакомством были взбитые сливки с клубникой, посыпанные сахарной пудрой.

В продуктовых магазинах продавались баночки с красной и черной икрой, севрюга горячего копчения, семга и другие деликатесы, давно исчезнувшие из московских гастрономов. В магазине радиотоваров можно было купить дефицитный в Москве ВЭФ-транзистор, переплатив 15-20 рублей сверх цены. Там же, по желанию покупателя по особой договоренности добавляли к транзистору коротковолновые диапазоны 19, 16 и 13 м. Это для того, чтобы избежать глушения «вражеских голосов» – Радио Свобода, Голос Америки, BBC.

Памятка радиослушателя:

Для наилучшего радиоприема передач сквозь вой глушителей рекомендуется установить радиоприемник на подоконник или поближе к окну, выходящему на Запад, под окном желательна батарея парового отопления, служит в качестве дополнительной антенны, указательный палец должен находиться постоянно на tuning, готовый поймать уходящую волну.

Чувствительный, с хорошей избирательностью высокого качества ВЭФ-транзистор необходим в доме, незаменимым спутником в лесу, на берегу моря, а самое главное, легким – всего три килограмма.

Мы слушали голоса и почти каждый день узнавали что-то, о чем молчало советское радио. Голос Америки в 23 часа по московскому времени передавал “Jazz Hour” with Willis Conover.

http://www.youtube.com/watch?v=aJCy2Tv9erw

http://www.youtube.com/watch?v=bHRbEhLj540&NR=1

http://www.youtube.com/watch?v=hNxuc0W--88&feature=related

BBC транслировал новости и ежедневный аналитический обзор политического комментатора Анатолия Максимовича Гольдберга «Глядя из Лондона». В свободный от работы день мы иногда брали напрокат велосипеды и совершали поездки по Юрмале. Прямые, в приличном состоянии дороги, без подъемов и спусков делали такие экскурсии приятным и здоровым времяпрепровождением.

Некоторые музыканты приехали в Юрмалу своим ходом на машинах и находились в постоянном страхе и напряжении из-за частых краж и угонов. Сергей Попов, замечательный трубач, договорился с администрацией о том, что его машина «Победа» будет стоять в ночное время на огороженной забором территории пансионата. Но спал плохо, беспокойно. Это состояние непривычное для него. В кооперативном доме на ул. Беговая 7-9, где он жил, машина всегда стояла в гараже. Решил спать в машине, не рисковать. Не очень ему понравилось, но делать нечего. Люба, его жена намекала; надо бы спать в номере, на кровати, – ночи прохладные, дожди, воздух влажный, можно простудиться. А потом выложила без обиняков:

– Я тебе запрещаю спать в машине. Здесь все курортные романы крутят, а я с законным мужем разлучена. Успокойся, Сереженька.

Сергей Петрович был примерный муж – отец, семьянин, ни пил, ни курил, никогда с женой не спорил. Действительно, Люба права.

Спал Сергей Петрович в эту ночь крепко и спокойно, как маленький ребенок. Выспавшись, наконец, вышел утром посмотреть на машину и обомлел. Что-то стоит она подозрительно низко. Машина стояла на земле. Ни одного колеса.

– Кирпичи бы подложили, негодяи, – подумал он.

– Безобразие, позор! Так мы встретили дорогих артистов из Москвы, – возмущался Филипп Осипович Швейник. Обзвонив все гаражи и магазины, Ф.Ш. нашел где-то дефицитные шины и колесные диски, которые были доставлены прямо к «Победе». Он также разрешил ставить машины музыкантов в гараже Концертного зала. По его договоренности, артисты оркестра, у которых стояла изношенная лысая резина, могли поехать на предприятие в Ригу, где наваривали на шины новый протектор – с канавками и выступами. На вид совсем новая шина. Ни один милиционер не придерется. Я тоже обновил запасное колесо.

Вскоре, следствие установило, что ворами оказались работники кухни пансионата, где мы жили. Колеса, они с легкостью продали в тот же день.

Ф.Ш. любил чистоту, точность и порядок. Работники Концертного зала боялись его, как огня. Не дай Бог, если кто-то поставил скрипичный футляр на полированную крышку рояля. Опоздавшим на концерт, не разрешалось проходить на свое место в зале. Он не стеснялся в выражениях, если ему что-то не нравилось. В одном из концертов дирижировал некто по фамилии Дурбан из Южно-африканской Республики. Дирижер отличался полной беспомощностью во всех отношениях. По-видимому, приглашение этого дирижера было политической акцией советских властей против режима апартеида.

Ф.Ш. высказался с присущей ему прямотой и не без юмора:

– Если бы он был белым, я сделал бы из него черного. Но он, же черный! –

О нем тогда говорили скупо, коротко и неохотно. «Швейник сидел при всех режимах». Каждый понимал по-своему и других вопросов не задавал.

Филипп Осипович Швейник

Ф.О. Швейник родился в 1911-м в Риге. В 1933 г. окончил Латвийскую государственную консерваторию по классу рояля. В 1934 году он с женой и с разрешения ЦК МОПРа (Международная организация помощи борцам революции) эмигрировали в Советский Союз, были направлены на работу в Хабаровск. Работал там преподавателем в музыкальном училище. В декабре 1936 года его арестовали по подозрению в шпионаже и связи с троцкистами.

Особым Совещанием осужден на 5 лет. Отбывал в Ухтинском исправительном лагере. В основном работал по специальности (пианист клуба, руководитель самодеятельности, музработник детсада). Из-за войны был освобожден из заключения только в 1945 году. В 1946 г. по предложению Управления по делам искусств Латвийской ССР он приехал в г. Елгава для работы в музыкальном училище. В 1947 году стал его директором.

Особое Совещание при НКВД СССР было создано постановлением ЦИК и СНК СССР от 5 ноября 1934 года после упразднения Судебной коллегии ОГПУ и существовало до 1 сентября 1953 года.

29 апреля 1949 г. вновь арестован и по решению Особого Совещания попал в ссылку в Енисейск. Обвинение прежнее. Руководил хоровым кружком и эстрадным оркестром. Освободившись из ссылки в 1954 году, уехал в Ригу.

Реабилитирован 5 октября 1955 г. С 1958 директор Латвийской филармонии. Но случился пожар в филармонии, Швейника сняли. Он готов был работать на любой должности, даже дворником. Но ему отказали. Филипп Осипович Швейник умер в 1974. Похоронен на Центральном кладбище г. Риги.

Полюбил я Юрмалу, лучшего места не нашел для себя. Мечтал возвратиться, но судьба распорядилась по-своему. Только в 1996 году, через двадцать восемь лет, я снова побывал там, и не один, а со своей семьей. Дзинтари я нашел опустевшим, потерявшим былой блеск. Когда нет людей, жизнь становится унылой и безрадостной. Но Рижский залив, золотистый песок, высокий зеленый лес и свежий воздух остались прежними. Фотографировал полюбившиеся улицы, деревянные строения, лесные тропинки, золотой пляж.

В конце недели оживляется движение поездов, и толпы рижан устремляются к морю. Вода холодная, редко поднимается до +18 градусов. Входить в воду трудно, но привыкнув, получаешь здоровое бодрящее ощущение, - все тело трепещет, и, кажется, в пятки вонзаются сотни тончайших иголочек.

 

Геннадий Рождественский

В день отъезда в Ригу Александр Васильевич Гаук заболел. Срочно связались с Геннадием Рождественским. Он немедленно приехал в Дзинтари. С приходом Геннадия Николаевича все изменилось, словно у него волшебная палочка, а не дирижерская. Он совсем недавно записал на пластинку «Концерт для оркестра» Бартока с Заслуженным коллективом Республики оркестром Ленинградской филармонии. «Концерт» сочинялся в больнице по заказу дирижера Сергея Кусевицкого и Бостонского симфонического оркестра и оказался последним непрограммным сочинением Б. Бартока. Рождественский любил это сочинение, передал эту любовь оркестру, знал партитуру до мельчайших подробностей. Работать с ним было одно удовольствие.

Он с детства готовил себя к дирижерской карьере. Окончив Центральную музыкальную школу, поступил в Московскую консерваторию в класс профессора Льва Оборина по фортепиано, и одновременно в класс дирижирования своего отца Николая Павловича Аносова.

Фото юного Г.Н. Рождественского

http://www.youtube.com/watch?v=SeoK-Xmcu7k&feature=related

http://www.youtube.com/watch?v=zvsY7cqiqCU

А.В. Гаук не оправился от болезни, не возвратился к своим обязанностям в оркестре. После его смерти в 1963 году, Геннадий Николаевич официально стал Художественным руководителем и главным дирижером Большого симфонического оркестра, а в 1965 занял должность главного дирижера Большого театра. Как Н.С. Голованов в свое время. К тому же, Геннадий Николаевич много гастролировал за границей.

При такой востребованности, расписание главного дирижера не всегда совпадает с расписанием оркестра. Главный дирижер концертирует за границей, а оркестр должен играть концерты в Баку, Азербайджан. Выручает Неэме Ярви – он свободен. Концерты проходят не очень успешно, оркестр не доволен.

– Рождественский часто уезжает за границу, а мы... – Художественный совет оркестра критикует главного дирижера, упрекает его в предпочтении личных интересов интересам оркестра.

Рождественский – дирижер новой формации и внутренней организации – создал свой, только ему присущий стиль мануальной техники. Его жесты всегда предельно ясные, темпы удобные. Он не возвышается на подиуме над оркестром, стоит на одном уровне с оркестром, не повелевает, не навязывает, а убеждает и ведет за собой. Обладая замечательной памятью, он не дирижирует наизусть, а скользя взглядом по партитуре, как-то совсем незаметно переворачивает страницы, показывает все важные и не очень важные вступления группам и солистам, встречаясь глазами с музыкантами. Может быть, температура горения на репетициях не доходит до максимума, но достаточно «жарко», – эмоциональный заряд сохраняется, чтобы выгореть на концерте.

Г.Н. Рождественский. Фото автора

Цель репетиции – это создание канвы. Никогда нельзя требовать от репетиции того, что будет при исполнении на концерте. Потому что исполнение прибавляет новую эмоциональную окраску, чего не может быть и не должно быть на репетиции. А это мое желание, довольно скромное, сохранить возможность импровизации с оркестром, чрезвычайно часто расценивается как моя нелюбовь к репетициям. Я не хочу убивать исполнение, а те, которые пытаются репетицию превратить в исполнение, убивают его, – говорит Геннадий Николаевич.

Неверно сказать репетиции проходили скучно и буднично. Напротив, атмосфера была серьезной, но в тоже время не упускал он случая посмеяться, пошутить. Как-то сказал кларнетисту:

– У Вас вероятнее всего ошибка в партии. Вы играете ноту до, а должно быть до диез.

– Геннадий Николаевич, как вы услышали неправильную ноту?

– Я не услышал, я увидел. Взглянул в партитуру, вижу написано до диез, а Вы играете чистое до.

Он шутки шутит в моменты, когда меньше всего ожидаешь. Приехал в Москву американский пианист Байрон Джайнис (Byron Janis). Тогда отмечалось 150 лет со дня рождения Ф. Листа. Записывали с ним Второй Концерт. У служебного входа в Большой зал консерватории стоял автобус, привезенный из Америки, напичканный звукозаписывающей аппаратурой. Все шло замечательно. Рождественский переговаривается по телефону со звукорежиссером в автобусе – мы готовы, магнитофон включен и прочее.

Звонит телефон, Г.Н. берет трубку и слышит:

– У нас технические неполадки. Просим сделать перерыв на десять минут.

Г.Н. с улыбочкой, в сторону сидящим близко к нему, «переводит» с английского:

– Американская техника загнивает. Перекур.

Но если на репетиции пассаж в группе первых скрипок или в группе духовых звучал подозрительно, откровенно фальшиво или ритмически неточно, Геннадий Николаевич сердился, и тоном, не терпящим возражений, произносил фразу: «Каждый артист оркестра должен знать свою партию так, как я знаю партитуру». Не любил он выстраивать терции, квинты, аккорды. Просил назначить и провести отдельные групповые. – Я вам не нужен

Рождественский в студии Дома Звукозаписи

Prokofiev – Piano Concerto No. 1 Viktoria Postnikova, Г. Рождественский

http://www.youtube.com/watch?v=SeoK-Xmcu7k&feature=related

Симфоническая сказка Сергея Прокофьева в исполнении Государственного симфонического оркестра СССР. Геннадий Рождественский, Наталия Сац

http://www.youtube.com/watch?v=zvsY7cqiqCU

Д. Шостакович Symph. 4 Finale BBC Symphony orkestra Г. Рождественский

http://www.youtube.com/watch?v=le48LgPZl-4&feature=related

П.И. Чайковский Symph. 4/1 Leningrad Symphony orkestra Г. Рождественский

http://www.youtube.com/watch?v=0Ena4ObZlXU&feature=related

Вызывает восхищение ненасытная жажда Г.Н. к безграничному расширению репертуара. Почти каждая программа включала сочинение, которое исполняется в первый раз. Наталья Петровна Рождественская, мать Г.Н. известная камерная певица переводила на русский язык тексты опер М. Равеля «Дитя и волшебство», «Испанский час», Ф. Пуленка «Человеческий голос». Она присутствовала часто на репетициях и на концертах. Восторженная публика рукоплескала ее сыну, а я смотрел на Наталью Петровну и думал, – у нее сердце может выпрыгнуть из груди, – от счастья.

Г.Н. записал с БСО на грампластинки все симфонии С. Прокофьева, балет «Золушка». Играли в радиопередачах оперу «Любовь к трем апельсинам». Для Центрального телевидения был снят фильм потрясающей оперы С. Прокофьева «Игрок», по одноименному роману Ф. Достоевского. В опере отсутствуют арии и вокальные ансамбли. Вместо них, короткие речитативы, передающие смысл происходящего и чувства героев - речь, положенная на музыку.

Не могу умолчать об отсутствии в репертуаре Г.Н. симфоний Моцарта, Бетховена, Брамса. Играли с ним Joseph Haydn Symphony n. 73 “La Chasse” в концерте Musikverein в Вене. Может быть, память мне изменяет, но кроме этого ничего не могу припомнить, не считая случаев необходимости. Например, виолончельный концерт Й. Гайдна с Ростроповичем. Справедливости ради, добавлю. Десятки лет позже, Г.Н. записал на пластинку или CD все 104 симфонии Й. Гайдна. Но не в мое время, и с другим оркестром.

БСО впервые участвовал в фестивальных Променад концертах (Proms) классической музыки, ежегодно проводившихся летом в Royal Festival Hall, в Лондоне. На этих концертах кресла в партере убираются. На освобожденном пространстве публика стоя слушает музыку. Продаются дешевые входные билеты. Молодые люди прилагают много времени и усилий, чтобы купить билет. Рождественский не первый раз в Англии, его там хорошо знают и любят.

Расписание работы оркестра за границей загружено концертами, репетициями и переездами. Для оркестра организовывались мероприятия политобразовательного, культурно-воспитательного характера. Как я упоминал выше, в Чехословакии оркестр посетил кладбище, где захоронены советские солдаты, павшие в боях за освобождение Праги. В Польше оркестр в полном составе поехал в концентрационный лагерь Освенцим. Видели мы чугунную надпись над воротами – Arbeit macht frei, бетонный забор и колючую проволоку, подъездные железнодорожные линии к лагерю – Бог миловал, – как туристы. В Лондоне оркестр в полном составе поехал на Хайгейтское кладбище, и возложили цветы на могилу Карла Маркса.

Известный английский импресарио Виктор Хокхаузер, (Victor Hochhauser), работавший тогда в тесном контакте с Министерством культуры СССР, привозил в Великобританию все ведущие коллективы. Большой театр, Ансамбль народного танца Игоря Моисеева, Хореографический ансамбль «Березка», Краснознаменный ансамбль Советской армии – всё антреприза Виктора Хокхаузера и его жены Лилиан. Они организовали для оркестра экскурсию по Лондону в комфортабельном автобусе. Мы заняли места, автобус двинулся, экскурсия началась. Рядом с водителем сидит респектабельный джентльмен. Он взял микрофон: «Мы сейчас проезжаем мимо Гайд-парка (Hyde Park), любимое место отдыха, спортивных игр и прогулок». С первого слова, его голос показался мне очень знакомым, только не мог вспомнить, где его раньше слышал. Мучительное состояние продолжалось довольно долго. Наконец, меня осенило. Да, я вспомнил. Что-то личное, даже интимное было связано с этим голосом. Слушал я его всегда ночью, наедине, никому не рассказывал, о чем он говорил. Неожиданность и несовместимость ситуаций, по-видимому, препятствовали в моем сознании установлению связи между очень знакомым голосом и его обладателем. У микрофона в автобусе экскурсоводом был ведущий аналитической программы «Глядя из Лондона» Анатолий Максимович Гольдберг, передачи которого я так часто слушал по радио BBC. На остановке мне захотелось поговорить с ним. Не дожидаясь вопросов, он объяснил мне: «в рамках культурного обмена Оркестр Всесоюзного радио приехал в Англию, а через год Оркестр BBC поедет в Советский Союз, будет играть концерты в Москве и Ленинграде. Поскольку я работаю на радио BBC, сегодня выполняю общественную нагрузку». Я сфотографировал его, пытаясь остаться незамеченным. Кажется, мне это не удалось.

Анатолий Максимович Гольдберг

http://www.bbc.co.uk/russian/radio/2009/07/090713_archive_highlights_best_of_anatoly_goldberg.shtml

Натан Рахлин

С большим нетерпением я ожидал встречу с Натаном Рахлиным. Не проигрывая длинные куски, он останавливается на нескольких тактах, предлагает струнным свои штрихи, играть на другой струне или в другой части смычка. Бессмысленно рассказывать, как дирижировал Натан Рахлин, как говорить какой вкусный обед из трех блюд подают в дорогом ресторане.

Репетиции Рахлина только на первый взгляд кажутся непродуктивными, потерей драгоценного времени. Часто он не принимает звучание оркестра, какое оно есть, не удовлетворен балансом группы духовых. Он начинает выстраивать их, сводя к тембровому и динамическому родству, подобному звучанию органа. Останавливается на отдельных фразах, настойчиво добиваясь исполнения, каким представляет его своим внутренним слухом. Эти фразы и детали повторяются многократно в экспозиции симфонии, сталкиваются и развиваются в разработке, и наконец, снова появляются в репризе в несколько измененном виде. Рахлин полагается на творческий подход музыкантов. Он уверен, они вспомнят, что просил в подобном случае. Другими словами, это и есть коллективное творчество, когда в зале звучит музыка, сочиненная композитором, исполняемая живым и самым богатым инструментом – симфоническим оркестром, воодушевленным волей и импульсами талантливого дирижера.

Рахлин дирижирует БСО в Дзинтари. Фото автора

Фуртвенглер говорил:

Странная история: у одного дирижера Венский филармонический оркестр звучит как пожарная команда, а у другого пожарная команда звучит как Венский филармонический оркестр.

Многие композиторы, считают себя лучшими интерпретаторами своих сочинений. Натан Рахлин творил сочинение на равных с композитором, вникая в смысл текста написанного композитором глубже, чем сам автор.

Дирижерское искусство Натана Рахлина универсально, близко и понятно. Оно объединяет людей, так как выражает общечеловеческие чувства; счастье, боль, любовь, страдание, одиночество, гнев. И поэтому было высоко оценено самыми широкими массами любителей музыки, и, в то же время взыскательными музыкантами-профессионалами. Примечательно, что его заметил Хрущев и в 1937 году, назначил художественным руководителем Государственного симфонического оркестра Украины. Натан Рахлин, подобно метеориту, входящему в атмосферу, ярко светился и преждевременно сгорел.

Тора начинается словами: «В начале сотворил Бог небо и землю».

Натан Рахлин всю свою жизнь доказывал, и я перефразирую, – «В начале сотворил Бог звук и ритм».

Непреодолимое желание появилось у меня зафиксировать на фотографии вдохновенное лицо Рахлина, положение и пластичность его чудотворных рук. Концертный зал в Дзинтари, не требует дополнительного освещения для фотографирования. Со своего места в оркестре сделал несколько любительских снимков. Какая гамма эмоций выражена на его лице, сколько выразительности в его жесте!

Вспоминается мне его хрипловатый голос, его вдохновенное лицо. Исполняя произведение с разными оркестрами десятки раз, он давно слышит его внутренним слухом. Точно разметив динамику развития, кульминацию, он создает законченную музыкальную форму. На репетиции он стремится приблизить исполнение оркестра к своему замыслу, вежливо просит, настойчиво требует, снова возвращается. Никогда не сердится, не повышает голос. Маэстро забывает о времени, о профсоюзном комитете, который зорко следит, как тикают часы.

Никто не возражал на его многочисленные просьбы. Артисты оркестра начинали роптать, только тогда, когда приближалось окончание репетиции.

– Мы не успеем проиграть симфонию, мы теряем время.

Он никогда не заканчивал репетицию раньше времени. Наоборот, за пять минут он начинает дирижировать не останавливая оркестр, увлекается, и … Инспектор оркестра подходит к дирижерскому пульту, виновато напоминает:

– Натан Григорьевич. Время истекло.

Генеральная репетиция закончилась, оркестр не успел проиграть «Рассвет на Москва-реке».

Перед концертом оркестр собирался на сцене для настройки. Обычно, гобоист дает la, все настраиваются и покидают сцену.

Не так с Рахлиным. Он появляется на сцене, просит играть первые такты «Рассвет на Москва-реке».

– Это самая хорошая настройка, – говорит он.

Рахлин дирижирует БСО в Дзинтари. Фото автора

В администрацию оркестров приходят множество писем от потенциальных солистов и дирижеров с просьбой выступить с оркестром. Большей частью они остаются без ответа. Стоит ли тратиться на почтовые расходы. Если же напишут, ответ будет примерно такого содержания.

Благодарим Вас за проявленный интерес к нашему оркестру. К сожалению, расписание концертов нашего оркестра спланировано на несколько лет вперед, так что нет никакой возможности пригласить Вас. Желаем Вам успехов. С уважением, подпись

Марк Горенштейн, художественный руководитель Госоркестра России вспоминает:

Своим первым концертом я обязан Натану Рахлину, возглавлявшему Симфонический оркестр Казанской филармонии. Я подал заявление с просьбой разрешить мне продирижировать концертом, и Рахлин наложил резолюцию: «Такого дирижера не знаю, но пусть попробует». Это был мой дебют.

Вот что пишет Игорь Иванович Блажков (1936) – симфонический дирижер. После работы у Рахлина, учился в аспирантуре в Ленинграде, у Мравинского. Позже возглавлял Киевский камерный оркестр, с 1988 – главный дирижер Национального симфонического оркестра Украины. С 2002 живет в Германии.

Письмо Игоря Блажкова:

Дорогой Наум Львович!

August 7, 2010

Спасибо за Ваше письмо.

Натана Григорьевича Рахлина я знаю очень хорошо. Ведь именно его блестящие концерты на летней эстраде Первомайского парка в Киеве помогли мне выбрать мою профессию дирижёра. На 4-м курсе консерватории я стал ассистентом Рахлина в Гос. симф. оркестре Украины. Когда меня принимали в оркестр, то попросили зайти к Рахлину домой на собеседование. Он мне задал единственный вопрос: «Известно, что композиторы используют 4 валторны в своих сочинениях или 2 (у венских классиков). А вот в каком произведении 3 валторны?» И когда я ответил, что в 3-й симфонии Бетховена, Рахлин воскликнул: «Считайте себя принятым в оркестр». На этом собеседование закончилось. Я присутствовал на всех репетициях и концертах Рахлина... История с его увольнением следующая: Натан Григорьевич был назначен на должность главного дирижёра Госсимфоркестра Украины в 1937 г. по распоряжению Хрущёва, который 25 лет его поддерживал до своего ухода из власти. В 1963 г. на должность 1-го секретаря ЦК КПУ был назначен Шелест, который начал стягивать в Киев со всего Советского Союза национальные кадры – технические, научные, культурные. Таким образом, в Киев переехал из Львова Степан Турчак, который поначалу занял мою бывшую должность ассистента Рахлина. Через короткое время он стал уже 2-м дирижёром. И началась подковёрная подготовка, чтобы заменить на посту главного дирижёра Рахлина Турчаком. Появилась довольно «чёрная» статья о Рахлине в «Правде» – «Пятна на жемчуге». И вот свершилось.

Как мне рассказывал Кудряшов, в 1963 г. оркестр во главе с Рахлиным был на гастролях в Ужгороде. Натан Григорьевич узнал об освобождении его от должности глав. дирижёра перед своим концертным выступлением. И он дирижировал и... плакал... В 1996 г., когда было 90-летие Натана Григорьевича, я сделал о нём передачу на Украинском Радио; и организовал возложение венка от украинских дирижёров на его могилу... Невозможно забыть гениальное прочтение Рахлиным таких партитур как 6-я симфония и симфония «Манфред» Чайковского, «Фантастическая симфония» Берлиоза, «Поэма экстаза» Скрябина, 5-я симфония Дворжака и др. И таких пластичных рук, как у Натана Григорьевича я не видел ни у кого...

На этот раз пока всё.

Обнимаю

Сердечно Ваш

Игорь Блажков.

Мой друг, первый флейтист Олег Кудряшов, работавший семь лет при Рахлине в Симфоническом оркестре Украины, добавил некоторые детали – «как это было». Слухи об увольнении Рахлина витали в воздухе перед концертом в Житомире, куда оркестр приехал на гастроли. Друзья, приближенные к Рахлину, шепнули ему о них перед концертом. Рахлин стал сам не свой, дирижировал пассивно и отрешенно, не участвуя в происходящем. Играли 9-ю симфонию Шостаковича. Совсем не к месту звучал печальный речитатив фагота, переходящий в веселый смех, шутку, радость в финале симфонии.

Натан Рахлин исполнял и записал в 1950 годы на Всесоюзном Радио бесчисленное количество произведений. (А. Бородин – Богатырская симфония, В. Калинников – Первая симфония, наиболее часто звучавшие тогда по радио, например). Но они недоступны слушателям сегодня.

«Мелодия» тоже не торопится тиражировать записи Рахлина. Его имя редко когда упоминается в средствах массовой информации, столетие со дня рождения отмечалось только в Казани.

«Фантастическая симфония» Берлиоза, «Манфред», «Итальянское каприччио», «Ромео и Джульетта», Четвертая и Шестая симфонии Чайковского остались только в памяти старшего поколения музыкантов и меломанов.

Если бы к столетию со дня рождения дирижера появился, хотя бы один компакт диск с его записями. Увы, это не произошло.

Прошли тридцать лет со дня смерти крупнейшего советского дирижера лауреата 1-го Всесоюзного конкурса дирижеров (1938, 2-я премия), Народного артиста СССР (1948), лауреата Сталинской премии (1952), награжденного орденом Ленина, Орденом Октябрьской революции и другими орденами и медалями. По иронии судьбы, Натан Григорьевич Рахлин был по достоинству оценен и отмечен властями при жизни, и …забыт после смерти. На Западе он почти неизвестен. Феноменальный талант, дирижер-романтик ушел навсегда в небытие. Он не слышит нас, мы не услышим его. В знак памяти о нем, благодарности и преклонения перед его уникальным талантом произнесем мысленно два слова: Браво, Натан

Как я купил автомобиль

Когда все хорошо и безоблачно, задумывался я о приобретении автомобиля. Купить машину в те времена, это бег с препятствиями на длинную дистанцию. Существует ли такое в легкой атлетике?

Записаться в очередь, отмечаться рано утром по воскресеньям. С трепетом ожидать открытку из магазина, заплатить и получить автомобиль «Москвич». Все так просто, кажется. «Бегут года и дни бессменной чередою», прежде чем ключи у тебя в кармане. Запорожец – это единственная машина, которая была в свободной продаже. В магазине на ул. Бакунинская я внес деньги, но надо было ждать шесть месяцев. Пришел я как-то проведать, как двигается мой заказ и услышал разговоры; завтра будут продаваться подержанные автомобили. Это будет открытая продажа для желающих приобрести машину. Верить ли случайно услышанному разговору незнакомых мне людей? А что если я останусь у входа в магазин до завтра, до его открытия? Домой я не возвратился. Два человека, такие же умные как я, стояли у входа. Я стал третьим.

На завтра, ровно в 11 часов утра двери магазина распахнулись, и я уже стоял в очереди у кассы. Шумная толпа, бывалые и опытные владельцы автомобилей ринулись к продавцам в надежде купить нужные им дефицитные запчасти. Вот бы подумать, пока не поздно, видя эту картину и спросить, на что я себя обрекаю? Но нет, здравый смысл не восторжествовал.

Первому из очереди предложили выбор – Москвич или Волга. Он решил купить Москвич. Осталась единственная Волга. Второй честно признался, что нет у него таких больших денег. Машина дорогая – для директоров и партийных начальников. В этот момент моя судьба была решена. Получив пропуск на смотрины автомобиля, я отправился в Южный речной порт, куда приходили новые Волги с горьковского автомобильного завода.

Приехав на такси, я увидел высокий каменный забор, за ним территория на берегу Москва реки. Нашел свою машину, открыл капот. Мотор, четыре колеса и запасное в багажнике – все на своих местах. На следующий день я заплатил за машину. Водительских прав у меня не было. Попросил я Бориса Ронинсона, скрипача из оркестра, пригнать мою машину домой. Удивился он неимоверно моим приобретением и даже завидовал. Опытный, с многолетним стажем водитель, он ездил всего-навсего на Москвиче, у других артистов оркестра старые и ржавые Победы, а у меня почти новая Волга.

Зимой я посещал курс теории в автошколе, затем практические уроки вождения по улочкам старого Арбата, суженными к тому же кучами снега, успешно сдал экзамен, получив заветное удостоверение водителя-любителя.

Я был владельцем личного автомобиля более десяти лет. Тогда бензин стоил дешево, платные стоянки не существовали. Запасных частей в магазине действительно не было.

Волга-21 использовалась в качестве такси. В таксомоторном парке всегда можно было «достать» нужную деталь по сходной цене – «бутылка водки» или «бутылка водки с закуской». Научился я менять масло в картере, смазывать солидолом переднюю подвеску, поменять колесо при проколе, разобрать и промыть карбюратор. Признаюсь, после сборки оставались иногда «лишние» детали. В таком случае, приходилось консультироваться с моими наставниками – более опытными автолюбителями из оркестра.

Где я только не был. Прибалтика, Закарпатье, Крым. Наездил 150 000 километров. Без аварий, никого не поцеловал, не поцарапал. Везде, куда бы я ни приезжал, местные мальчишки окружали машину и радостно кричали:

– Мои приехали, мои приехали!

Мои 35-81 – это номер моей машины.

Математики, шахматисты и музыканты отличаются безаварийной ездой. Мораль. Если хочешь быть здоров, тренируй внимание и мозговые извилины.

Второй Всесоюзный конкурс дирижеров 1966 года

Что нам стоит дом построить, нарисуем, будем жить.

Фуат Мансуров один из лучших дирижеров, серьезно зарекомендовавший себя в 1960 годы прошлого века. Уже тогда он не был желторотым птенчиком, пробующим свои силы. Он окончил Алма-атинскую консерваторию по специальности дирижер в 1950 году, (педагоги А. Жубанов и И. Зак). В разные годы дирижирует оркестром казахских народных инструментов, симфоническим оркестром Алма-атинского радиокомитета, Театра оперы и балета имени Абая, а с 1956 года руководит симфоническим оркестром Казахского радио и телевидения. Имея солидный опыт работы с оркестрами, он учится в классе проф. Л.М. Гинзбурга в Московской консерватории и позднее у профессора Парижской консерватории И. Маркевича. Впервые он заявил о себе в Москве на Втором всесоюзном конкурсе дирижеров и удостоен третьей премии после Юрия Темирканова и Александра Дмитриева. Председателем жюри был Кирилл Петрович Кондрашин. Фуат Мансуров произвел впечатление отличного профессионала и серьезного, зрелого музыканта. Государственный симфонический оркестр СССР играл под его управлением «Симфонические танцы» С. Рахманинова. Вскоре после конкурса он пришел в БСО и продемонстрировал, как он умеет добиться от оркестра нужное ему звучание, точность ритма, баланс различных групп оркестра. Он точно знал, что хочет, был уверен в себе. С тех пор он стал частым гостем в БСО.

Фуат Шакирович играет на нескольких музыкальных инструментах и в этой связи вспоминает:

В этом смысле подготовка у меня крепкая и разносторонняя. Во всяком случае, на конкурсе дирижеров в Москве, куда приехал, в присутствии самого Шостаковича я, еще почти пацан, потребовал, чтобы тромбоны играли глиссандо. На что первый тромбонист Госоркестра Павел Иванович Чумаков, он же профессор консерватории, буркнул: «А мы не можем». В зале был шок: «Как это так? Мансуров ведь не тромбонист. Что он в этом инструменте смыслит?». А я дома не меньше ста раз сыграл это место именно на тромбоне.

После Всесоюзного конкурса дирижеров 1966 года известный дирижер, профессор Б. Хайкин в газете Советская Культура писал:

…из всех лауреатов Мансуров наиболее сложившаяся творческая личность, он необыкновенно требователен, удивительно точен, в нем привлекает располагающее спокойствие, что само по себе является признаком мастерства. Поражает его широкая осведомленность и большой кругозор. Очень острый природный слух, безупречное знание технологии оркестра (он владеет игрой на многих инструментах), профессиональное знание вокала делают его репетиции предельно насыщенными и продуктивными. Весь симфонический и оперный репертуар он дирижирует наизусть. Это тем более впечатляет, если учесть, что на репетициях он, как правило, не пользуется партитурой. Все эти качества делают общение с таким мастером легким, приятным и чрезвычайно поучительным.

В 1971 году студенческий оркестр Московской консерватории, подготовленный Фуатом Мансуровым, завоевал «Золотую медаль» и звание лауреата 1-й премии Международного конкурса молодежных оркестров имени Герберта фон Караяна в Западном Берлине.

Фуат Мансуров по природе своей трудоголик. Его интересов, знаний и побед хватило бы на несколько человек незаурядных способностей. Кроме музыки, он преуспел в других областях: окончил физмат университета в 21 год. В 1952 году в Свердловске выиграл первенство Советского Союза в беге на полтора километра! Мастер спорта СССР по альпинизму и конькобежному спорту. Владеет многими европейскими и восточными языками, имеет первый разряд по шахматам.

В интервью в 2008 году дирижер Фуат Шакирович Мансуров рассказывал:

Сейчас мое самое любимое занятие – строить под Москвой дачу. Посмотрите на эти руки. Я ими построил трехэтажный дом. Кстати, у меня очень хороший дом. Десять комнат. И (не удивляйтесь) 58 окон! Все свое свободное время провожу дома. Там работаю. Там пристроил спортивный зал. Играю с внуком в настольный теннис.

Не буду перечислять его почетные звания и оркестры, которыми он руководил. В Большом театре он работал 40 лет, продолжает работать сейчас, но так и не стал главным дирижером и художественным руководителем театра. А жаль, как музыкант, дирижер и художник он этого был достоин. Его более молодые коллеги Юрий Симонов и Александр Лазарев «обошли его на поворотах». 10 января 2010 года Фуату Мансурову исполняется 82 года. Желаю ему крепкого здоровья до 120. Он один из очень немногих дирижеров, о ком всегда говорю с гордостью и восторгом: «Я играл с ним».

Статья была опубликована в день рождения 10.01.2010 на сайте

http://www.forumklassika.ru/showthread.php?t=45789&p=924789#post924789